Грязь. Сборник. Андрей Николаевич Зоткин

и, судя по звукам, там пытались воскресить Летова. Или уже воскресили. Ор стоял дикий, звук был отвратительным. Вечная весна в одиночной камере только набирала обороты. Следующая дверь – к ней топором прибит листок с надписью: «Ассоциация вольного боя на топорах». Я усмехнулся, и как бы в ответ на это что-то большое резко врезалось в дверь со стороны комнаты. Я отпрянул и побрел по коридору дальше. Небольшой кусочек штукатурки размером с яблоко упал передо мной. Я поднял голову и увидел стальные перекрытия, на которых держался потолок.

      Маленькая комната под номером 15 была приоткрыта, и в ней маячила женская фигура в короткой маечке, еле-еле прикрывающей ее грудь. На этом одежда заканчивалась.

      – О, я нашла, мальчики, нашла, – пискляво сказала она и остановилась, посмотрев на меня. – Славика видел?

      Её загорелое лицо с маленьким округлым носиком и пухлыми губами блестело, на щеках лежал легкий румянец, каштановые волосы забраны в косу, и фигуристое тело с татуировкой-драконом на левой ноге гордо стояло посреди комнаты. Конечно, никакого Славика я не знал, о чем и сообщил.

      – Капец… Ладно, найдешь – скажи ему, чтобы наконец пришел, у нас, блин, трансляция, работать надо, охренел совсем кобель этот сраный.. – Изрыгал изящный ротик грубость за грубостью, добавив в конце хамоватое: «Ага?»

      Она села на ковер на полу, потрясывая бутылкой перед веб-камерой. Открыв ее, девушка подняла ее над собой, и терпкая клюква полилась по ее губам, подбородку, шее, груди… Приоткрытая дверь ее никак не смущала.

      Далее шло несколько гостевых, в которых валялись матрасы с храпящими людьми, «комната кайфа», коридор делал поворот, туалет с ванной и… тяжелый металл. Музыка шла из-за приоткрытой двери с номером 86. В комнате был всего один человек. Молодой парень в джинсовой одежде с длинными растрепанными волосами нещадно бил пальцами с тяжелыми перстнями по струнам своей черной, как улыбка смерти, бас-гитаре. Свет тусклого дня освещал комнату, отбрасывая огромную тень от его комбоусилителя. На полу разбросаны пустые стеклянные бутылки. И здесь история оживала. Лицо гитариста не было видно, волосы закрывали всё, но я был готов поспорить, что сейчас по его щекам катятся слезы. Возможно, девчонка – что ещё может так ранить каждого из нас.

      В коридоре я обратил внимание на зеркало, закрашенное густым слоем черной краски. Это сделал он. Даже у моего товарища были страхи. Он всегда боялся зеркал. Когда он смотрел в них, то видел себя. Поэтому он ненавидел зеркала. Я постучал пальцем по краске и пошел дальше.

      В следующей комнате с открытой дверью находился знаменитый художник Вильнёв, что недавно бежал с оккупированных территорий Прибалтики. Опять набрал учеников и передавал им секреты мастерства. Видимо, у него дела идут совсем плохо, раз он пришел сюда. Десять человек с мольбертами и гордо поднятыми волевыми лицами сидели вокруг двух обнаженных натур: высокой худой женщины с волосами до талии, без единого намёка на несовершенство в лице и теле, и мужчины – на голову ниже женщины, видимо, когда-то бывшего