«Дожить до смысла жить». Петр Альшевский

Барабан, прошу, не берите.

      Тарушанский. Беспокоиться вы не извольте. Пойманным с барабаном, чекистов я сюда не приведу. Представлюсь им шведом Ольссоном, по России бродящим и свершившуюся революцию всюду приветствующим.

      Прядилов. Шведским вы, наверно, владеете.

      Тарушанский. Совершенно свободно.

      Прядилов. У красных есть вполне ученые люди. Но для вас не проблема, если с вами по-шведски заговорят.

      Тарушанский. Заговорят – побеседуем.

      Прядилов. В стране голод и террор, а швед приехал и с барабаном с пепелища на пепелище… какой он швед?

      Алтуфин. Сумасшедший.

      Прядилов. Однако он швед. Красные стараются иностранцам кровь не пускать. Они вас еще в Швецию отправят.

      Судрогин. Неожиданный шанс в безопасное королевство сбежать!

      Тарушанский. Из Швеции в Россию, из России в Швецию… поведение человека явно неосновательного. Неужели мне и вправду уехать в Швецию поспособствуют?

      Прядилов. Вы основное запомните. По-русски им ни слова.

      Судрогин. И русский, и шведский, и по стране зачем-то мотается. Шпион!

      Прядилов. Барабан вас не выручит. У аптекарши кого-то увидите – не суйтесь, домой возвращайтесь.

      Тарушанский. Благородство характеризуется минимум заботы о собственной шкуре. Я буду обязан разобраться, кто к Марье Степановне пожаловал.

      Судрогин. Как это понимать? В аптеке четверо мужиков, и вы, что у них на уме, выяснять приметесь?

      Тарушанский. Повторное надругательство над Марьей Степановной я попытаюсь не допустить.

      Прядилов. Вы замечательный человек. Ваш сын бы вами гордился.

      Алтуфин. За его потуги остановить неизбежное его тут же прикончат.

      Прядилов. Теплые воспоминания мы о нем сохраним. Крестьянку на улице встретите – поторопите ее, пожалуйста. Если мертвой она лежит, ощупывать ее ни к чему.

      Тарушанский. Ощупывать женские трупы меня никогда, поверьте, не тянуло.

      Прядилов. Купленную еду она могла под одежду убрать. Мне говорили о женщине, которая пуд пшена под юбкой носила. Не исключено, что сплошь и рядом, женщина, скрывая от мужчин, столько носят. И от других женщин, конечно, скрывают, времена ведь жуткие, лишь выживание беспокоит. Женщины, мужчины и волки, все во взаимной враждебности под тусклым солнцем, оскалившись, ходят. Идите, офицерский отец. Подайте аптекарше вашу слабую руку.

      Тарушанский. Я надеюсь на лучшее.

      Прядилов. Надежда потрясающая вещь.

      Тарушанский уходит.

      Алтуфин. Морально он на порядок меня превосходит. Посторонней женщине идет помогать, а я ради Анечки, моей Анечки, пальцем до сих пор не пошевелил. Еще полчасика посижу и на станцию двину.

      Прядилов. На ту, где два трупа нами оставлено?

      Алтуфин. До следующей тридцать верст.

      Судрогин. Азиаты, я видел, на осликах ездят. А индусы на буйволах.

      Прядилов. В Индии британский колониализм.

      Судрогин. Чистое рабство!

      Прядилов.