«Дожить до смысла жить». Петр Альшевский

готовил?

      Судрогин. Он его сформировал. С чистого нуля создал. Насчет головорезов вы правы – личности они действительно устрашающие. Я с ними общался.

      Алтуфин. Они напились и о своих кровавых делишках все тебе рассказали…

      Судрогин. Они не знали, кто я есть.

      Алтуфин. Истопник ты в школе!

      Тарушанский. И любитель малолетних девочек.

      Судрогин. В собрании людей, подобных этим людям, признание в том, что я истопник, ничего обо мне не скажет. Я истопник, ты сапожник, а завтра мы встречаемся на вокзале и едем присоединяться к истопникам и сапожникам из Нижнего Новгорода. Образовавшийся отряд направляется, куда укажет наш батальонный командир. Захватывать принадлежащий евреям склад. Громить революционную ячейку.

      Прядилов. Кто у них командир, ты узнал?

      Судрогин. Я шампанского из хрустального бокала впервые в жизни выпил. Бокал прихватил, в карман штанов его засунул, ножка у бокала отвалилась… как бы управдом в исполком не пожаловался.

      Прядилов. На самоуправство Чрезвычайной Комиссии, которая смерти страшнее?

      Судрогин. В исполкомах местами бесстрашные партийцы сидят. В Иваново исполком и ЧК решительно, мне говорили, сцепились. Глава исполкома приехал в чекистский притон и в морду начальнику засветил.

      Тарушанский. Рука, осененная Иисусом… да творит он кулаком чудеса… Прядилов. Кто-то из петроградских вождей его сверху, думаю, прикрывает.

      Судрогин. Он из членов партии с самого незапамятного года. Жил в эмиграции, по Лондону и Стокгольму бродил…

      Тарушанский. Сколько я по Стокгольму бродил! Только дураки с перегоревшими мозгами столько ходят. Забыв, зачем ходят.

      Прядилов. А вы зачем?

      Тарушанский. Билет на родину куплен, надо ли мне туда ехать, обдумать бы мне еще… и еще… я думал.

      Прядилов. Маловато вы думали. Сейчас у нас кошмар. В национальном масштабе. Избиение начальника чекисты, я уверен, восприняли сдержанно. За маузеры не схватились. К беспардонно ведущим себя людям с опаской они относятся. На него рот откроешь, а он трубку с аппарата сорвет и потребует, чтобы барышня соединила его с товарищем…

      Судрогин. С товарищем Троцким?

      Прядилов. «Соедините меня с заведующим четвертой аптеки товарищем Пухлопаренко», прозвучит несколько несерьезно.

      Алтуфин. Мы с Василием накануне в аптеке ночевали. Дверь распахнута, мы на цыпочках внутрь…

      Судрогин. Медициной пованивает, но крыша над головой. От медицины лишь запах был, прочее растащили.

      Алтуфин. За прилавком сидела женщина.

      Судрогин. Не вспоминай о ней, меня пробирает, как вспомню!

      Алтуфин. Внимание на нас не обратила. Взгляд от зеркальца не оторвала. Перед ней стояло круглое зеркальце.

      Судрогин. Безжизненной старой куклой она в него пялилась!

      Алтуфин. Ей лет двадцать пять.

      Судрогин. Для меня старая. Пожалуйста, будь старой, но будь нормальной!