Это было. Михаил Русов

голода. Ребята постарше смотрели затравленно.

      У них не было теплой одежды. А в детдоме было холодно: дрова подвозили плохо. Верочке было их очень жалко. Она нашла на складе одеяльное сукно и сшила им зимние курточки. Они получились неказистые, но теплые.

      Через месяц Верочку вызвала директор детдома. Когда она вошла в кабинет, то увидела за столом человека в форме НКВД, а на полу землистой кучей лежат те самые суконные курточки. Директор заорала на нее: «Как ты посмела потратить казенное сукно на детей врагов народа!» Верочка растерянно пролепетала: «Они плакали от холода…». Ее арестовали и отвезли в тюрьму, не дав даже накинуть пальто. В беленьком нарядном платьице. На допросах она отказалась признавать вину: моль портила сукно, а дети замерзли бы. Ей дали десять лет лагерей.

      Она и в лагерь попала в этом белом платьице. И на нее обратил свое похотливое внимание начальник охраны, придрался к чему-то и отправил ее в карцер, где попытался изнасиловать. Она отчаянно сопротивлялась, тогда в наказание он «поставил ее на круг» – отдал на растерзание другим охранникам. Ее месяц насиловали и почти не кормили. Освободили из карцера, когда она уже не могла вставать. Она чудом выжила, но детей иметь не смогла.

      Моя бедная, светлая тетя Вера… В чем она нашла силы не озлобиться, не заполнить душу ненавистью? Неужели такое можно забыть? Я не решился спросить ее об этом.

      Дядя Миша рассказал о судьбе дяди Толи, еще одного друга отца. Я хорошо знал этого тихого, сухонького, всегда грустного человека. Он часто бывал у нас в гостях, и не помню, чтобы он хоть раз улыбнулся. У него всегда сильно болела спина, и он лежал на диване и молча, безучастный, отстраненный.

      В июне 1941 года он, восемнадцатилетним парнишкой, как и десятки тысяч таких же почти детей, поспешно мобилизованных, оказался на фронте. И через неделю в хаосе массового отступления попал в плен. Немцы отправили его в Германию, как других советских военнопленных. Там он попал на ферму, где и проработал до мая 1945 года, благо его хозяева оказались людьми нежестокими.

      В 1945 году он вернулся домой и сразу же был арестован по обвинению в предательстве.

      На суде прокурор возмущался: как же он, советский солдат, посмел попасть в плен к врагу?

      – Вы обязаны были застрелиться!

      – Мне было восемнадцать лет, и я хотел жить, – ответил дядя Толя. Эта фраза стоила ему пятнадцать лет в Норлаге.

      Там, долбя вечную мерзлоту, он стал почти инвалидом.

      Горькой оказалась и судьба и моей любимой нянюшки.

      В родном городке Марьи Ивановны советская власть решила отдать костел под овощной склад. Прихожане поклялись защитить его. Но к храму пришла только она.

      Отважная женщина встала в дверях, вцепилась руками в косяк и громко молилась, призывая Господа помочь ей. Но Бог не услышал свою защитницу. Ее схватили и отправили в тюрьму.

      Марья Ивановна усердно молилась и там. Звала она Бога и на суде. Он не услышал ее: ей дали десять лет лагерей. После Норлага она не захотела возвращаться домой: не смогла простить