Ты мой яд, я твоё проклятие. Анна Мичи

было крикнуть, чтобы отпустил меня, но его лицо оказалось так близко, дыхание опалило кожу, и у меня внутри всё судорожно замерло, сердце забилось бешеным набатом. Глаза дин Ланнверта потемнели, опустились на мои губы.

      Я представила, как он целует меня – он это имел в виду под «укротить язычок»? – и где-то в животе, словно отвечая воображению, сладко заныло. Я отвернулась, зажмурилась:

      – Пустите!

      Дин Ланнверт вздрогнул. Отпустил меня так резко, как будто вдруг осознал, что сжимает в объятиях ядовитую кобру.

      – Что ты себе вообразила, жалкая дешёвка?!

      Он был разъярён, глаза метали молнии. Я выпрямилась, чувствуя, что зла не меньше.

      – Извольте не прикасаться ко мне, – отчеканила с совершенно отцовскими интонациями.

      Дин Ланнверт чуть не зарычал. Он был похож на тигра в клетке. Сжимал кулаки и разжимал, сверля меня пронзительным взглядом. Он как будто сам не понимал, что с ним творится.

      Наконец, не произнеся больше ни слова, повернулся на каблуках и вышел. Послышался чеканный ритм его удаляющихся шагов.

      Я выдохнула, без сил опускаясь на пуфик перед туалетным столиком.

      Что это было? Почему он так странно ведёт себя? То насмехается, то позволяет себе лишнее, то бушует и злится так, что мне становится страшно за свою жизнь. Эта неуравновешенность… такое ощущение, что он не в силах противостоять тёмным силам.

      Понимание ударило меня, заставило задохнуться.

      Ну да, так и есть.

      То, что служит ему – оно постепенно раскачивает его разум. И если он не справится с этим – в один прекрасный день оно овладеет им полностью.

      Маг такой силы под властью демона…

      Я содрогнулась. Он не оставит от города камня на камне. Разумеется, король созовёт всех магов, моего отца – самым первым. Но… сумеют ли обуздать дин Ланнверта, если он окончательно попадёт под влияние тёмных сил?

      Зачем он вообще связался с ними? Отец не раз твердил о том, как это опасно. Неужели дин Ланнверт не знал, что цена может оказаться непомерной?

      Или знал, но есть что-то ценнее для него, чем собственный разум и свободная воля? Что это, что он хочет с такой силой получить?

      Неужели это смерть моего отца? За что же он так его ненавидит?

      Не прошло и пяти минут после его ухода, как в дверь тихо поскреблись. Я разрешила войти. Это оказалась горничная Нея. Она притащила швейный набор.

      – Если нейди будет угодно, – смущённо пряча глаза, сказала Нея, – я неплохо шью. Позвольте помочь вам.

      Я сдвинула брови. Пытается загладить неловкость? Зачем бы ей это.

      Всё объяснилось, когда Нея, поклонившись, произнесла:

      – Его сиятельство велел, чтобы с сегодняшнего дня я вам прислуживала. Я ваша личная горничная.

      Вот оно что. Дин Ланнверт, значит, решил приставить ко мне шпионку. Что ж, ладно.

      Личная горничная… у меня никогда её не было. В доме отчима у нас прислуживали только две девушки. Правда, старшую горничную девушкой можно было назвать только с большой натяжкой. А когда я жила в замке отца, то