Энигмастер Мария Тимофеева. Евгений Филенко

только перед зеркалом, в качестве упражнения на твердость убеждений.

      Теперь все было иначе, все было реально.

      Поэтому она не имела сил на такое радикальное решение. Она боялась.

      Потому что не была до конца уверена в собственной правоте.

      Смысл Энигматического Императива предполагал абсолютную и бескомпромиссную уверенность энигмастера в собственном решении.

      Между тем Вараксин коротко кивнул ей, взял Фазылова под локоть и повел куда-то вдоль рядов мерцающих экранов. На ходу они негромко переговаривались. «…в конце концов, что мы теряем?..» – «…у меня ко всякой бредятине врожденный иммунитет…» – «…если для дела нужно, могу и свечку поставить…» Оба выглядели безобразно спокойными. Как будто ничего важного только что не произошло. Аристов же, пожав плечами… мол, я-то что могу поделать, у меня и права голоса в таких вопросах нет… неспешно убрел в противоположную сторону.

      – Они не успеют! – Маша наконец вышла из ступора и в отчаянии взмахнула стиснутыми кулачками. – ¡Diablo! ¡Con mil diablos![5]

      – Но ведь ты сделала все, что могла, – отозвался Витя Гуляев, о котором все благополучно позабыли.

      – Они мне не поверили! – продолжала Маша, не слушая. – Меня учили убеждать, а я лепетала какую-то бессмыслицу.

      – Видела бы ты себя со стороны… – попытался неловко пошутить Гуляев, хотя на душе у него было скверно.

      – А если бы я заявилась в платье из черного бархата до пят и вампирском макияже, то поверили бы?

      – Нет, – Витя грустно покачал головой. – Не поверили бы ни за что.

      Ему чрезвычайно хотелось утешить Машу. Но втайне он тоже не признавал ее правоты. Его сердце ныло от мучительной раздвоенности между чувством и долгом.

      – Пойду к себе, – наконец объявила Маша, уставясь в пол. – Усну, если повезет. Расскажешь, чем закончилось.

      – Хочешь, я… – начал было Гуляев.

      – Ничего я не хочу, – отмахнулась Маша. – Разве что утопиться. Только негде.

      8.

      Закат на Марге случился, как всегда, внезапно. Будто щелкнули выключателем в спальне. Белый с желтыми наплывами шарик звезды Шастры, удивительно похожий на разбитое яйцо на сковороде, укатился за гряду вздыбленных дюн. Похолодало снаружи, внутри куттера стало темно и неуютно. Антонов, которому ужасно хотелось поговорить, чтобы не было так тоскливо, выразительно откашлялся.

      – Мне тоже не по себе, – сразу отозвался Яровой скучным голосом.

      – Вы знаете, мастер, – сказал Антонов. – Я не планировал умереть именно сегодня.

      – Никто еще не умер.

      – Мы сидим тут уже вечность, и ничего не происходит.

      – Что, по-вашему, должно произойти?

      – Не знаю. Какие-нибудь активные телодвижения по нашему спасению.

      – Они происходят. Уж будьте покойны. Только мы их пока не видим, – Яровой усмехнулся. – Могу себе представить, как Вараксин орет на всех, – он призадумался. – Нет, не могу. Он редко повышает голос. Нужно очень постараться, чтобы

5

Черт! Тысяча чертей! (испанск.).