Виктимность. Зина Каравай

так говорить. Это плохо, – ответила ей мама, стоящая рядом. Они были похожи на сестер-близняшек, примеривших на себя черную униформу.

      – Мася, а как иначе это назвать? Господи помилуй, им вообще не стыдно? Как такое дерьмо можно продавать?

      Вокруг кожаных лодочек Лизы на грязном полу были раскиданы тканевые лохмотья от пластмассовых цветов. Женщины, собиравшие их в огромные, несуразные, навевающие страх и ужас букеты, ссутулившись сидели возле обшарпанных рабочих столов и старых советских швейных машин. Они даже не обратили внимание на появление незнакомцев в их цеху, где едко пахло смолой, банки с которой с грязными затвердевшими кисточками стояли в углу комнаты и на краю стола и которая, пока Лиза пыталась разглядеть происходящее вокруг, чуть не запачкала ей сумочку.

      Там работали не милые, привычные виду флористки, аккуратно навязывающие ленточку на цветочные композиции. То были женщины, на протяжении многих лет познающие тяжелый труд создания венков и погребальных лент. За всю свою карьеру они слышали так много всхлипов, слез и истерик, что еще одна молодая пара женщин, пришедшая к ним в салон, была историей обычного скучного вторника. Их угрюмые лица и покрытые глубокими морщинами огрубевшие руки слегка подсвечивались одиноко свисающими с потолка лампочками да лучами солнца, скромно пробивающимся сквозь кованые решетки окна. Проходя длинные стенды, завешанные черно-красными, темно-зелеными и оранжевыми хвоей, розами и синтетическими гвоздиками, Лиза с плотно сжатыми губами читала про себя: «Спаси и сохрани!», «Любимому сыну от семьи …», «Пусть земля будет пухом».

      – Ну, тебе что-нибудь понравилось? – аккуратно, боясь, что ее услышат, вполголоса спросила ее Лина.

      – Это просто ужасно. Мы купим живые цветы.

      – Живые цветы быстро завянут, на улице очень жарко.

      – Да, я знаю. Но не хочу, чтобы он видел эту безвкусицу.

      Лиза, держась за холодную ладонь мамы, прошла с ней из вонючего и капающего подвала сообщества «Искра» наверх, к солнцу, вдохнула душный, пропитанный химическими выбросами с ближайших заводов и мелким песком воздух, и, стараясь не обращать внимания на прохожих, они прямиком отправились в цветочный киоск.

      Лиза постучала в пластиковое окошко, оно открылось, и из него подула прохлада от кондиционера:

      – Добрый день! – наклонившись, поздоровалась она с флористкой, – у вас есть красные розы?

      – Да, конечно, – вытирая руки о себя после съеденной окрошки и дожевывая остатки, ответила та, – вам сколько?

      – Давайте десять.

      – Так зачем вам десять? Вы же не на похороны.

      – Именно на них, – с ноткой злости в голосе отозвалась Лиза, – и черную атласную ленту добавьте, пожалуйста.

      – Без проблем, – окно захлопнулось перед ней, Лиза осталась ждать букет на солнцепеке и рассматривать местный рынок. Она увидела то самое место, где бабушка торговала печеньями на развес, и вспомнила, как она, семилетняя девчушка, жевала отрезанные карманным ножом «докторскую» и кусочек белого с хрустящей