Колыбельная для жизни. Елена Витальевна Филиппова

где остальные? – Виолетта показала на рюмки.

      – Кто остальные? – не поняла барыня и оглянулась по сторонам.

      – Побились, – встряла Фрося.

      – Пошла вон! Совсем вас распустила, – прикрикнула Бриллиантова.

      – А что неправду говорю? – обиделась Фрося, – На Ваших именинах всёи побили, в стены кидали, проверяли, бьются, аль нет? Одна пара только и выжила.

      Авдотья бросила в прислугу куском телятины. Виолетта подумала, я сошла с ума или схожу?

      И вдруг всё исчезло. Писательница стояла посреди своей гостиной в три окна и хлопала глазами. Спохватилась, побежала, осмотрела комнаты, увидала свою голубую дверь и облегченно выдохнула.

      – А это что?!

      Поднос с телятиной, икрой, каперсами, двумярюмками с блошиного рынка Ниццы стоял на подоконнике. Виолетта схватила рюмку и стала рассматривать. Золото! Не отмыто в посудомойке? Она взялась за кусок телятины, понюхала.

      – А, так это строители вчера!

      Ага, три узбека и прораб ели доширак… И воду из крана пили.

      – Ви врач? – на ее недоумение – «есть же питьевая из бутыли».

      Это не мои рюмки, я свои еще не распаковала! Виви схватилась за голову.

      Не будем забывать, она писательница. А они все немного нездешние.

      – Побегу к Цветочку, всё ей расскажу.

      Подруга Виви жила в соседнем подъезде того же дома номер восемь, по улице Пушкинской. Это очень заразительно покупать квартиры в Центре, в Oldtown, поверьте. Обе с приветом, им есть о чем поговорить.

      – Что это ты так запыхалась? – Жизель лила воду в засохшую герань, – Йогой надо, милая, заниматься, пробежки плюс.

      Цветочек считала себя опекуншей писательницы, хотя была младше Виви на два года.

      – У меня сейчас видение было, я стукнулась головой и увидала Авдотью Бриллиантову.

      Надо сказать, перед покупкой квартир наулице Пушкинской, подруги тщательно изучили историю. Читай, подноготную. Вот что выяснили.Домом, с середины девятнадцатого века и почти до самой революции, владела семья Бриллиантовых. Филипп Модестович, богатей и заводчик, уважаемый в Ростове-на-Дону, за дела брался с размахом, из всего извлекал прибыль.

      Город насчитывал четырнадцать улиц, шесть продольных, восемь поперечных и шестьдесят безымянных переулков. На одной из шести продольных, Кузнецкой (будущей Пушкинской), и стоял дом номер восемь. Улица разрасталась, как грибы в дождь. А в семье Филиппа Модестовича всё ждали и ждали жениха для единственной дочери Наташи. Дурнушка из дурнушек, гласило предание.

      Наташа засиделась в девках. К миллиону приданного Филипп Модестович добавил ещё двести тысяч, да всё без толку. Бриллиантов время-то своё опережал, но тут был совершенно бессилен, Наташа чахла, как герань на подоконнике у Цветочка.

      – Как тебя Авдотью видела, платье синее, бархатное, до пола, сама широкая, красивая. А служанкаеё – Фрося, подозрительно на нашу соседку похожа. И вторая…

      – Ты может, съела чего, Виви? – подруга вздохнула, – История историей, а голова