Вечный двигатель. Виктор Брусницин

пусть проказник не надеется, что ограничится очередной компанией.) – Поза Ирины – во всяком случае, расположение рук – были строжайше выдержаны (Вадим невольно приободрил осанку).

      – Даже недостойность должна иметь приличие – Островский, – гордо внесла лепту Настя.

      Этого Артем не выносил начисто. Проявилось следующим образом – раздался вопрос:

      – Николай Остговский?

      – Какой еще Николай? Александр Островский, драматург – однако, о чем я! – Тон не давал усомниться, кто «луч света», а кто – «темное царство».

      – Остговский Николай – выдающийся металлург, да будет известно, – съязвил Артем. – Способ закалки стали газгаботал. Не какие-то там «быть или не быть».

      Мама сделала мертвое лицо, но быстро сообразила, этим не пронять:

      – Я понимаю так, моя речь о приличиях и стук горохом о стену – одно и то же. – Голос Ирины набирал дидактический раж. – Артем, голубчик! Кощунство – как минимум род неприличия, а вообще-то – похуже. Я допускаю, что большинство обитателей мест не столь отдаленных начинали именно с этого… (Смежно она заботливо намазывала маслом хлеб, затем придвигала сооружение к сыну.) Ряд можно продолжить именами исторических личностей типа… э-э… В общем, я допускаю, что твое халатное отношение к истории…

      – Гитлег, – великодушно подсказал Артем, – Наполеон, Тамеглан.

      – Ну, я не знаю относительно Наполеона…

      – Хогошо, выстгроим иную линию – Малюта Скугатов, Гаспутин…

      – А что Распутин? – живо встряла Настя. – Я слышала – это был демонический мужчина! Выдающихся качеств!

      Ирина, строго:

      – Давайте оставим в покое Распутина.

      – Слушайте! До чего забавная штука полчаса как со мной отчудилась, – попытался сломать тонус посиделок Вадим. (Ирина с чугунным лицом повернулась к Вадиму – вот откуда взялись у сына поползновения к кощунству.) – Забияка тут один выискался, когда я за хлебом ходил. Вот уж хам, доложу вам – дедка одного за здорово живешь чуть живьем не съел! Собственно, и на меня настырничал.

      – И что? – с сомнением поинтересовалась дочь.

      – Ну… я сказал пару ласковых… надлежащих.

      В глазах Насти зажглась искра:

      – Я бы хотела конкретней…

      Ужин окончен, Ирина занялась посудой. Вадим ковырялся в пульте телевизора: за экраном происходили цунами с жертвами, народ волновался относительно ошибочных шагов правительства, шоу и кинозвезды раздавали массам культуру. Покончила с посудой Ирина, вошла в комнату, из прихожей донесся голос Артема:

      – Когоче, я на улицу!

      – Что значит на улицу!? – вопросила немилостиво Ирина.

      Вадим увещевал:

      – Ир, ну не будем чересчур уж…

      – Ты считаешь – это чересчур? Дорогой мой – период, мы не раз говорили. Попускать теперь – каяться после.

      – Именно период – перегибать, знаешь, тоже…

      – Артем!! –