Лермонтов. Тоска небывалой весны. Нина Бойко

куда он переехал вместе с женой. Обучать Мишу он начал с чтения английской литературы, полагая, что это самый быстрый способ выучить язык, что начинать с английской грамматики – значит отодвинуть владение языком на несколько лет. Он оказался прав: через несколько месяцев Миша стал понимать английский, читал Мура и поэтические произведения Вальтера Скотта. Но писал по-английски плохо.

      В середине февраля приехал Юрий Петрович – для окончательного решения заклада своего имения. Оно было заложено на общих основаниях – по 200 рублей за ревизскую душу. За 140 душ он получил 28000 рублей. Теперь ежегодно в течение двадцати четырёх лет надо было платить в опекунский совет свыше двух тысяч – фактически пятую часть дохода с имения.

      Несмотря на нездоровье и хлопоты, Юрий Петрович не расставался с сыном. Бабушке это не нравилось, она посылала горничных, чтобы подслушивали их разговоры, и очень боялась, что зять сообщит повзрослевшему Мише историю с ее завещанием, по которому сын не может жить вместе с отцом.

      Юрий Петрович чувствовал шушуканье за своей спиной. Это отравляло ему жизнь. Из-за сплетен, бродивших о нем по Москве уже много лет, он не ходил в Дворянское собрание, не бывал ни на одном увеселительном вечере, – только театр да изредка Офицерский клуб. Теперь же, когда он оказался в финансовом затруднении, сплетен еще прибавилось.

      Доносились сплетни и до его сына – московские кумушки не упускали такой возможности. Тяжко все это ложилась на душу подростка, унижало его еще не окрепшего и не умевшего отвечать презрением.

      С теплой погодой уроки Зиновьева приобрели для Миши характер прогулок по городу. Увлеченный русской историей, Зиновьев старался привить воспитаннику живой интерес к ней. Знакомил с историческими памятниками и требовал письменные отчеты о полученных впечатлениях. Для будущего поэта, писателя, это была отличная школа.

      VII

      Летом бабушка с внуком вернулась в Тарханы.

      Друзья, взгляните на меня!

      Я бледен, худ, потухла радость…

      Радость в мученике науки не потухла и бледности не наблюдалась, но явно виделся сочинитель.

      Для романтического героя, каким фантазировал себя Миша, он упросил бабушку принять в дом хорошеньких девушек из крепостных. Чаепитие на природе, шутки и смех в девичьем обществе, а когда собирались соседки, то были танцы.

      Женщину Лермонтов познал рано, в чем сам признавался. В неоконченном романе «Вадим» он, говоря о Юрии, говорит о себе: «Но вот настал возраст первых страстей, первых желаний… Анютка, простая дворовая девочка, привлекла его внимание; о, сколько ласк, сколько слов, взглядов, вздохов, обещаний – какие детские надежды, какие детские опасения! Как смешны и страшны, как беспечны и как таинственны были эти первые свидания в темном коридоре, в темной беседке, обсаженной густолиственной рябиной, в березовой роще у ручья, в соломенном шалаше полесовщика!.. О как сладки были эти первые, сначала непорочные, чистые и под конец