Аллиумы. Ольга Раковецкая

для наших персонажей настолько логична и для моей Милы ужасна, мне не по себе.

      – Ты не хотела бы такого для неё?

      – Конечно, – она тяжело вздохнула. – Я люблю её и не хочу, чтобы всё в её жизни пошло вот так, – она глотнула немного воды. – Это как взять её прекрасный мир, состоящий из милых прелестей, закупорить в колбу и бросить на дно страха, и услышать, как стекло где-то треснуло.

      – Ты думала, она сделает это?

      – До конца надеялась, что нет, – её передёрнуло. – Нет, я знаю, что с ней всё будет хорошо, но этот момент, это пик их любви и больное принятие её конца. Вместе их никогда не будет, тут и клясться ей не стоило, я считаю. В момент, когда она согласилась, она сказала «Прощай», так как он своим предложением её убил, а она ради него согласилась умереть.

      – На её месте ты бы ушла, правда?

      – У меня не было бы сил любить его, я не сидела бы в той машине, потому что не могла бы.

      – Их обоих трудно любить.

      Официант продолжал пересыпать заварку в коробку, он даже не смотрел на гостей.

      – Самодурство. Ты помнишь, как он недавно сидел в ресторане, сидел, а потом как швырнул в стенку ведро с приборами. И им обоим понравилось, она ведь даже отметила: это мне понравилось, а он я знаю и дальше шла пауза про неловкость и радость, и азарт от действия, которое на фоне их обычной жизни просто ничто. – Настя пожала плечами. – Они воспринимали свою любовь вне того мира, в котором жили, она как отдельно от всего существовала.

      – Помнишь, как он сказал: Когда мы будем жить вместе, я не потерплю ни на одном из нас одежды, мы будем жить во грехе, возвращаясь с работы каждый день домой.

      – Да-да, наш дом будет грешен. Он обожал, как она ела персики.

      – Я извращенец. Потом добавлял: Зачем ты стала стараться его есть? Ты всё испортила.

      – А она кидала: бесишь меня, и ей становилось стыдно за персик, знаю, я это чувствовала.

      Игорь добродушно улыбнулся и поднял брови от некоторого удивления.

      – Пошлую гадость сказал он, но стыдно ей стало за себя, потому что она на самом деле стала притворяться, есть немного иначе, понимаешь? Она сущий ребёнок. В ней нет терпения, ни чуть-чуть.

      Официант поднял голову. Мимо кто-то проходил, но внутрь не зашёл.

      – Или как он написал в сообщении на очередной блок: я не хочу видеть и слышать тебя полтора часа.

      – Господи, ты тогда очень убедительной была, так взбесилась. Ты жестоко поступил, когда сказал полтора часа.

      – О, я знал, что тебе это не понравится.

      – По-моему, мы не те реплики повторяем.

      – Ну вспомним былое, пока нам цезарь готовят.

      Влад всё понял и пошёл на кухню делать заказ.

      – Да, это был хороший день в их жизни.

      – Хочешь сказать, перенасыщенный х***ёй.

      Она рассмеялась.

      – Пара больных.

      Анастасия обнаружила у себя развязанный шнурок, она подняла ногу, подбородком уткнулась в колено.

      – Думаешь, он вёл себя с ней как старший?

      – Поначалу