Выстрел в спину на Машуке. Заказное убийство Лермонтова. Николай Фёдорович Шахмагонов

как-то так вышло, что читатели с повреждёнными суетой мира нравами, иногда более сопереживают Онегину, даже иногда как бы соединяя его с собой… А Ленский? Вот чудак! Приревновал, стал драться… А вот Лермонтов разгадал, разгадал тонкий замысел Пушкина. Не удивительно то, что один гений разгадал другого гения! И вот результат – строки «певец, неведомый, но милый». Сколько в них чуткости, сколько в них понимания!

      С какой пронзительной силой говорил Лермонтов о Пушкине и с каким справедливым гневом обрушился на негодяев, готовивших убийство.

      Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

      Вступил он в этот свет завистливый и душный

      Для сердца вольного и пламенных страстей?

      Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

      Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

      Он, с юных лет постигнувший людей?..

      И прежний сняв венок – они венец терновый,

      Увитый лаврами, надели на него:

      Но иглы тайные сурово

      Язвили славное чело;

      Отравлены его последние мгновенья

      Коварным шёпотом насмешливых невежд,

      И умер он – с напрасной жаждой мщенья,

      С досадой тайною обманутых надежд.

      Император Николай Первый, огорчённый гибелью Пушкина, прочитав стихотворение «Смерть поэта», сказал: «Этот, чего доброго, заменит России Пушкина», ещё тогда сказал, в 1837 году, а родной брат государя великий князь Михаил Павлович отметил: «От этого зреющего поэта надо ждать хороших плодов».

      Эти слова привёл писатель Бурнашев в очерке «М. Ю. Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников», опубликованном в № 9 «Русского архива» за 1872 год. Разумеется, о них на долгое время сознательно «забыли», поскольку они никак не вписывались в лживую мифологию ордена русской интеллигенции.

      Управляющий III отделением А.Н. Мордвинов так отозвался о стихотворении: «Я давно читал эти стихи графу Бенкендорфу, и мы не нашли в них ничего предосудительного».

      Историк Александр Иванович Тургенев, друг Пушкина, сопровождавший траурный кортеж с гробом Пушкина писал 13 февраля 1837 года сенатору Алексею Никитичу Пещурову (1779-1849), витебскому и псковскому гражданскому губернатору, с которым был в дружбе:

      «Посылаю стихи, кои достойны своего предмета. Ходят по рукам и другие строфы, но они не этого автора и уже навлекли, сказывают, неприятности истинному автору».

      Кто-то даже пустил слух, что дополнение написано не Лермонтовым. Ведь работали же под Пушкина провокаторы, сочиняя эпиграммы, которые столько неприятностей приносили поэту. Тем не менее, Лермонтов не заявлял о том, что дополнение написано кем-то другим. А ведь именно дополнение взбесило «велико»-светскую чернь.

      Есть такое стихотворение у Пушкина – «Чернь», с подзаголовком – «Поэт и толпа» …

      Поэт по лире вдохновенной

      Рукой рассеянной бряцал.

      Он пел – а хладный и надменный

      Кругом народ непосвященный

      Ему бессмысленно внимал.

      И толковала чернь тупая:

      «Зачем так звучно он поет?

      Пушкин