Моя рыба будет жить. Рут Озеки

некая напряженность, но трудно было понять, откуда оно взялось. Формальность, с которой Мюриел высказала свою просьбу. Серьезная манера, с которой она откинула крышку. То, как она сделала паузу, почти церемониально, прежде чем достать из коробки часы и поднести их к уху.

      – Они сломаны, – сказала Рут.

      Мюриел взяла в руки дневник. Изучив корешок, потом обложку, она сказала:

      – Вот где ты найдешь подсказки, – она раскрыла книгу на середине. – Ты уже начала читать?

      Наблюдая, как Мюриел обращается с книгой, Рут ощутила нарастающее беспокойство.

      – Ну… Да. Только пару страниц в самом начале. Не так уж и интересно. – Она взяла из коробки письма и протянула их Мюриел. – Это выглядит гораздо перспективнее. Они явно более старые и могут быть важнее с исторической точки зрения, как ты думаешь?

      Мюриел отложила дневник и взяла письма из рук Рут.

      – К сожалению, прочесть их я не могу, – добавила Рут.

      – Почерк очень красивый, – сказала Мюриел, перелистывая страницы. – Ты показывала их Аяко?

      Аяко была молодой японской женой устричного фермера, который жил на острове.

      – Да, – ответила Рут, опуская дневник под стол, с глаз долой. – Но она сказала, что даже ей трудно разобрать почерк, и потом, ее английский тоже не слишком хорош. Но она расшифровала даты. Говорит, это было написано в 1944–1945 годах, и что мне надо попытаться найти кого-то постарше, кто жил во время войны.

      – Удачи, – сказала Мюриел. – Язык действительно настолько изменился?

      – Не язык. Люди. Аяко говорит, молодежь больше не может читать сложные иероглифы или писать от руки. Они выросли на компьютерах.

      Под столом она ощупывала тупые уголки обложки. Один угол был обломан, и обтянутый тканью кусочек картона шатался, как выбитый зуб. Интересно, Нао тоже теребила пальцами этот уголок?

      Мюриел качала головой.

      – Ну да, – сказала она. – Везде то же самое. У детей в наше время ужасный почерк. Они в школе этому больше даже не учат.

      Она положила письма на стол рядом с часами и пакетом, и обозрела весь набор еще раз. Если она и заметила, что дневника не хватает, говорить ничего не стала.

      – Что ж, спасибо, что показала, – сказала она.

      С усилием поднявшись на ноги, она смахнула с колен кошачью шерсть и прохромала в прихожую. Она набрала вес после замены бедренного сустава, и ей еще трудновато было вставать и садиться. На ней был потрепанный свитер индейской вязки и длинная юбка в крестьянском стиле из грубоватой ткани. Надев резиновые сапоги и потопав ими для надежности, она взглянула на Рут, которая вышла ее проводить.

      – И все же это я должна была найти коробку, – проговорила она, натягивая дождевик поверх свитера. – Но, может, и к лучшему, что ты это нашла – по крайней мере, ты можешь читать по-японски. Удачи. Но не позволяй себе особенно отвлекаться…

      Рут внутренне подобралась.

      – …Как там, кстати, твоя новая книга? – спросила Мюриел.

      Вечерами, уже в кровати,