Эвви и три луны. Дмитрий Раскин

бы только обошлось! Сам он так и не понял, заснул ли он за своим столом или ему показалось, привиделось. Нет, он не мог заснуть. Это противоестественно, исключено. Он столько лет верой и правдой! Он – секретарь мучительно соображает – забылся на одно мгновение только. (Вот оно спасительное слово!) А Господин Президент не заметил, не мог заметить, не успел просто. Не успел бы за это мгновение вызвать его, отдать какое-либо распоряжение. За мгновение не произошло ничего. Но почему за окном уже вечер? А у него как-то странно болит голова, уплывает куда-то. Кажется, Господин Президент в хорошем настроении. И какие еще нужны доказательства, что ничего не произошло, и не было ничего вообще!

      – Добрый вечер, господин секретарь, – сказал Кауфман.

      Секретарь пришел в ужас. Кажется, начинается одно из тех глумливых юродств Президента, что чаще всего кончается, нет, лучше не думать, чем оно может закончиться. Но с Господином Президентом давно уже этого не было.

      Кауфман остался доволен тем, как продемонстрировал секретарю «новый стиль» Президента. Коннор тут же принялся ругаться у него в чипе. «Ничего, пусть привыкают», – отвечает Коннору Кауфман (конечно же, через чип).

      – Ну, что у нас нового, Эрдер? – сразу же понял, что перепутал имя секретаря. Коннор опять ругается в чипе. Ничего он, Гарри возьмет себя в руки. Уже взял.

      – Ты, кажется, решил переименовать нашего верного секретаря, дорогой? – усмехнулась Элла.

      Кауфман благодарен ей. Хорошо, что именно она работает с ним. (Не сообразил сейчас, что больше, собственно, некому.) У нее отличная реакция.

      – Как будет угодно Господину Президенту, – расплылся в улыбке секретарь.

      – Так как говоришь, я тебя обычно называю? – Кауфман нашел нужный тон. Всё, вошел в образ. Дальше будет проще. Это он не только себе, но и Коннору в своей голове.

      – Ослом, с вашего позволения, – сладкая улыбка секретаря.

      – И что же, вас, … тебя это, Эвви подбирает слово, – не беспокоит?

      Коннор неистовствует, ругается в ее голове. Зачем она лезет? Зачем?

      – Господин Президент обладает даром исключительно глубоко проникать в суть вещей, предметов и явлений. И это не только не может, как вы изволили выразиться, «беспокоить» его подданных, но и должно их радовать и восхищать, – секретарь позволил себе несколько менторский тон. Дочь Президента только еще приступает к исполнению своих обязанностей и ее придется еще долго и терпеливо учить, как это обычно и бывает.

      – Напомни-ка мне любезный, сегодняшнее расписание, – Кауфман чувствует, у него получается. У него пошло.

      Секретарю не по себе от непривычного обращения. Значит. Все-таки будут юродства?

      Коннор выругался и плюнул в микрочипе.

      – В восемнадцать ноль-ноль душевная встреча с народом, – торжественно оглашает секретарь, – в двадцать ноль-ноль поздний чай с другом детства. В двадцать два ноль- ноль…

      – Так! Всё, что после чая, после друга детства, в смысле, – Кауфман отметил, что уже начинает, пытается острить. Значит,