Эвви и три луны. Дмитрий Раскин

злу.

      – Эвви, а как ты думаешь, – начинает Элла, – разум, инопланетный, может, даже сверхразум, что, допустим, вмешался бы в нашу историю, да что там! прервал бы ее, отменил вообще… он бы сделал это из неких принципов или же из любви?

      – Я понимаю, к чему ты клонишь, – загремел, забегал по комнате Кауфман, – может, да,

      может, нет. Мы ничего не знаем о сверхразуме. Вдруг ответ лежит совсем в другой плоскости – например, нас спасли от худшего в нас самих в порядке эксперимента, полевые исследования такие и что-то еще в этом роде. Ты это хотела услышать? Спасение человечества лежало бы тогда вне Добра и Зла. Мне продолжить?

      – Пожалуй, не стоит, – сказала Элла.

      – Но само спасенное человечество – оно же не «вне», оно «в». Миллионы людей спасены, не погибли на фронтах, не стали пеплом, не вмерзли в лед какой-нибудь Воркуты. И вот тогда уже я, ограниченным своим разумом попытался бы понять, чего же хотел от нас «безграничный сверхразум». Стал бы вникать, какие здесь «вызовы, стимулы и угрозы».

      – Ладно, попробуем быть сверхразумом, – улыбнулась Кауфману Элла, – вдруг, наконец, получится.

      – Мне кажется, Коннор просто любит. – Эвви сказала и смутилась, – Любит людей, чье зрение так отличается от нашего, да и не только зрение… любит и… – замолчала, махнула только рукой.

      Эвви не решилась пойти в «свою комнату» одна, позвала с собой Эллу. Тяжеловесная, чванливая роскошь громадной залы. Золотая кровать посередине и зеркала, зеркала. Нет, она не сможет здесь спать, даже одну только ночь. Все равно, что залезть в кровать посередине какого-то торгового центра, чьи интерьеры (Эвви не без ужаса рассматривает золочёные конструкции, чье назначение непонятно) обустроены каким-то свихнувшимся дизайнером, обезумевшим архитектором.

      Элла, кажется, поняла ее. Пнула легонько какого-то огромного, в два человеческих роста истукана, тот неожиданно оказался легким, завалился на спину, открыв тем сам, куда у него вставляется ключик.

      – Видишь, глупенькая. Это всего лишь механическая игрушка. Болванчик или еще что в этом роде. А ты, должно быть, решила, что это статуя местного бога Ваала.

      Вот они уже в комнате Эллы. Теперь не так страшно, конечно. Элла права. Но все равно не надо бы им расходиться по спальням. Лучше забаррикадироваться в Малом кабинете и поспать эту мерзкую ночь в креслах, под прикрытием автоматики.

      Элла стоит перед зеркалом, раз за разом то включает, то выключает свою бодиимитацию. Видит, конечно же, всю ту же саму себя, только, то сквозь легкий туман, то с четкими очертаниями.

      – Так хочется увидеть себя самой красивой женщиной Второй Луны? – Спросила Эвви. Элла приобняла ее. Эвви понимает, Элла пытается отвлечь ее от детских страхов перед ночью в громадном, нелепом дворце.

      – Хорошо, что ты никогда не увидишь меня в виде этой холеной сучки с брезгливой гримаской на сонном лице. – Элла ответила как-то уж слишком серьезно.

      Эвви стало вдруг неловко даже. Сама не поняла с чего. Но и была польщена – каким-то краешком, да? И это