Иерусалимский синдром. Петр Альшевский

это бесполезная цель. Но бесполезна именно цель. А холостые патроны полезны.

      Луболо. Для чего?!

      Во время диалога в комнату входят Вольтуччи и Паскуэлина. Немного подождав, они садятся на свои места.

      Джокетто. Для чего или для кого… для всевидящих зеленых человечков! (Вольтуччи) Как все прошло?

      Вольтуччи. Нам понравилось.

      Джокетто. Свет не препятствовал?

      Вольтуччи. Я его и не заметил. Если он был… Был? Или ты о каком свете?… что-то я видел, но мне… на обычный свет из лампочки или от взрывов не похож как-то…

      Джокетто. Даже так?

      Паскуэлина. Не пытай его – он был занят. Не бездеятелен в отношении меня, как женщины.

      Джокетто. Напившись, налакавшись друг другом, вы, наверное, и выпить не хотите?

      Паскуэлина. (Вольтуччи) Мы хотим выпить?

      Вольтуччи. Я с удовольствием.

      Паскуэлина. Тогда соизволь разлить.

      Джокетто. (разливающему Вольтуччи) А руки-то у тебя, старина, гуляют. Волнуешься?

      Вольтуччи. (садясь на место) Немножко устал.

      Джокетто. В твоем возрасте вредно перенапрягаться. Раз, два, и все – в комнату на своих ногах вошел, а из нее ногами вперед вынесли.

      Вольтуччи. В каком это моем возрасте?

      Джокетто. Точно не знаю. Когда ты родился, электричество уже изобрели?

      Вольтуччи. Какое там электричество – я еще помню как мы с братом на динозавров охотились. Он с топором, я с обыкновенной надломленной палкой. Больше ничего не досталось.

      Луболо. У тебя нет брата.

      Вольтуччи. Вы как всегда правы, Инспектор. Я просто пытался шутить.

      Джокетто. Самое обидное, что эта шутка до нашего Инспектора уже не успеет дойти – шутки до него доходят не раньше, чем на следующее утро. Проснувшись, он понимает, что ее понял – скачет на кровати, хлопает в ладоши, дико смеется. Или возможны исключения? Это, Инспектор, не вопрос, всего лишь жалкая риторика. Напускание одухотворяющих чар…

      Паскуэлина. Мне выпить хочется!

      Джокетто. А цвет лица? Ты могла этого не знать, но каждая капля алкоголя несет в себе морщину. Тебе несут, а ты принимаешь… За что-то спасительное. Стабилизирующее сферу духа – ты кричишь: «Мне разбили голову!», тебе спокойно отвечают: «На счастье, синьор. На счастье». Но не все восстанавливаются после рабства…

      Луболо. Я помню тебя еще умеющим ясно мыслить.

      Джокетто. У тебя завидная память.

      Флориэна. А я раньше вообще не пила – думала, что вино неживое. Сейчас, как видите, пью. Не обращаюсь за помощью к солнцу…

      Луболо. Может, все же выпьем?

      Флориэна. Не беспокойтесь, Инспектор! Я на вас не обижаюсь!

      Луболо. А за что на меня следует обижаться? Если следует, то за что? Вперед, девушка – признавайтесь. По свободной воле.

      Флориэна. Но вы ведь меня перебили. Разве это культурно?

      Джокетто. Ты его, Флориэна, почетче спрашивай.

      Флориэна. Я разве не четко спросила? Моя дикция проявила себя не с лучшей стороны?

      Джокетто.