Добрые вещи. Денис Рябцев

ничего не оставалось делать, как припустить следом. Вспоминая детство. Когда батя так же шел вперед, не обращая внимания, успеваем ли мы за ним с младшим братом.

      Дорога домой пролетела быстро. И расспрашивать что-то уже не было настроения.

      – Как у тебя с табаком? Заедем в гипермаркет, раз по пути?

      – Давай.

      Мы нашли удобный карман и причалили к обочине. Зашли в просторный зал со множеством лотков и сразу уперлись в рыбный отдел. Прямо перед нами на витрине лежала горбуша. И под ней, как издевка, стоял ценник. Сто двадцать рублей.

      – Е-мое, – только и смог выдохнуть отец.

      А я пошел дальше, делая вид, что не обратил на это внимания.

      Ветеран

      Мораль описывает далеко не все вещи в жизни. И чувствуешь бессилие, когда нет однозначного ответа, как поступить.

      Мы с мамой стоим у подъезда. Грязная высотка среди пыльного двора, заставленного легковушками. Ветер доносит запах от мусорных контейнеров.

      – Дядя Потап, это я, – говорит женщина в домофон.

      – Кто? – доносится с треском из динамика.

      – Татьяна, племянница ваша.

      – Откуда приехала?

      – Из Верховецка, открывайте. Мы едва на ногах стоим с сыном. Целую ночь добирались.

      – А с какой улицы вы? – не верит существо на другом конце.

      – С Комсомольской. Ну что же вы голоса моего не узнаете?

      Замок общей двери щелкает, пропуская родственников внутрь.

      – Вот, старый, совсем уже из ума выживает.

      – Да, чувствую, какой нас прием ожидает.

      Мы заходим внутрь, привыкая к затхлому запаху, и поднимаемся вдоль исписанных граффити стен к лифту.

      – Просто кричащая безнадега, – констатирую, – Посмотри на почтовые ящики. По ним, наверное, из пушки стреляли.

      Приезжает кабинка, поскрипывая, открывает нам грузовое пространство. Затаив дыхание, благополучно поднимаемся вверх.

      Общая дверь кубрика на третьем этаже закрыта. Долго ждем, предполагая, что родственник о нас успел позабыть. Но через время доносятся шаркающие шаги. Наконец слышится металлический лязг. Но полотно приоткрывается лишь чуть-чуть. В небольшую щель худощавый дед в вязаной шапке разглядывает гостей. Словно лесной гриб под ядовитой шляпкой он посматривает на нас с недоверием.

      – Таня? – Еще раз переспрашивает он, – А кто это с тобой?

      – Сын.

      – А?

      – Сын! Меня привез на машине.

      Пенсионер открывает калитку полностью, позволяя нам пробраться в холл.

      – Проходите, – зовет за собой, держась рукой за стену, как за поручень. На нем обвисший пиджак, трико, заляпанное чем-то высохшим.

      Мы проходим несколько метров до его квартиры, где прибита выцветшая табличка «Здесь живет ветеран ВОВ» со звездой.

      Внутри жилища остался только узкий лаз между кипами журналов, пакетами с каким-то барахлом и кучей другого хлама. Здесь что-то давно пропало из продуктов и стоит вонь, которая заставляет слезиться и покалывает ноздри.