Дедка за репку, бабка за дедку…. Сергей Иванович Чекалин

ты мне скажи, ты что, знал, что ли, точно про овцу мою и корову тётки Марусину?

      Иван Фёдорович в другом случае и не назвал бы никогда мальчишку так официально, Василий. Это даже как-то и не по-деревенски. Понятно, привычней называть Ванькой, Колькой, Васькой да Маруськой. Но случай здесь какой-то особый, поэтому без всякой ранней задумки так само и получилось, уважительно.

      – Не знал – не говорил бы. А вы, вот, не слушаете всё.

      – Да как же ты знал-то? Кто же тебе это сказать-то мог? – Это уже тётя Маруся в разговор включилась.

      – Ты, Василий, скажи, всё-таки, как же такие вещи получаются? Бог-господь, что ли надоумил? – Спросил Иван Фёдорович.

      – Да нет. Это я себе представляю так. Как вижу всё равно.

      – Представляю, это когда мечтаю. А тут, какое же это представление, если корова-то сдохла? – Иван Фёдорович бросил беглый взгляд на пригорюнившуюся Марусю. – Да и овца моя, тоже, вон, окотилась.

      – Ну, знаю я, и всё! Да я и о другом всё знаю. И назад, и вперёд. Назад-то проще получается, а вот вперёд только в представлении.

      – Ну-ка, ну-ка, – заинтересовалась тётя Маруся, – и что же ты про меня такое назад сказать можешь? Раз так проще. Ну-ка, угадай, что в то воскресенье было потом, когда ты мне о корове-то сказал?

      – А ты с дядей Колей, соседом, и с Витькой Андреевым ночью на ток два раза ходила за зерном. Оно у тебя сейчас на погребце под соломой. А у Андреевых во дворе, в ящике деревянном. Дядя Коля себе ничего не брал, он только вам с Витькой помогал. Вы ему потом бутылку водки дали.

      – И что же, ты тогда знал, что я за зерном пойду, когда о корове-то мне говорил? – Маруся уже и не стала отказываться от воровского дела.

      – Знал, тёть Маш, только вы уж сговорились с Витькой и дядь Колей, чего же я буду вам мешать. Дело-то это ваше. И наперёд вот знаю. Хочешь, я тебе одну вещь сейчас скажу на ухо?

      Маруся наклонилась, и Васька ей что-то прошептал.

      Иван Фёдорович стоял полным истуканом, столбняк его прошиб от какого-то непонятного страха, даже и не страха, а сильного волнения. Вдруг он подпрыгнул воробьиным скоком и таким же скоком задёргался на негнущихся ногах в сторону своего дома.

      Маруся охнула. Об этом самом ей только что и прошептал этот Васька…

      Слух по деревне о Васькиных способностях поскакал аллюром «дядьвани». К Авдеевым наведываться стали к Ваське с разными вопросами. Кому-то и перепадало поговорить с ним, а больше родители Васькины всех заворачивали: