Голливудская трилогия в одном томе. Рэй Брэдбери

который, найдя львиную клетку со случайно утонувшим стариком, уже вообразил, будто наткнулся на «Преступление и наказание», и мнит себя сыном Раскольникова. Все. Речь закончена. Жду реакции.

      – Вы знаете про Раскольникова? – изумился я.

      – Знал еще до вашего рождения. Но на это овса не купишь. Защищайте вашу версию.

      – Я – писатель. О чувствах я знаю больше, чем вы.

      – Вздор. Я – детектив. И о фактах знаю больше, чем вы. Боитесь, что факты собьют вас с толку?

      – Я…

      – Малыш, скажите мне вот что. Когда-нибудь что-нибудь с вами случалось?

      – Что-нибудь?

      – Ну да. Что-нибудь. Важное, или не очень, или незначительное. Ну что-нибудь вроде болезней, насилия, смертей, войны, революции, убийства?

      – У меня умерли отец и мать…

      – Естественной смертью?

      – Да. Но одного моего дядю застрелили во время налета…

      – Вы видели, как его застрелили?

      – Нет, но…

      – Ну так вот. Если не видели, не считается. Я хочу спросить: а прежде вам случалось находить людей в львиных клетках?

      – Нет, – признался я, помолчав.

      – Ну вот видите. Вы до сих пор в шоке. Вы еще не знаете жизни. А я родился и вырос в морге. Вы же сейчас впервые столкнулись с мраморным столом. Так, может быть, успокоитесь и пойдете домой?

      Он понял, что его голос стал звучать слишком громко, покачал головой и закончил:

      – Почему бы и мне не успокоиться и не поехать домой?

      Так он и сделал. Открыл дверцу, прыгнул на сиденье, и не успел я снова надуть свой воздушный шар, как его и след простыл.

      Чертыхаясь, я с силой захлопнул за собой дверь телефонной будки, бросил в прорезь монету в десять центов и набрал номер телефона, находящегося за пять миль от меня, в Лос-Анджелесе. Когда на другом конце провода сняли трубку, я услышал, что по радио звучит итальянская песенка, услышал, как хлопнула дверь, как спустили воду в уборной. Но при этом я знал, что там меня ждет солнце, в котором я так нуждался.

      Леди, проживающая в этом многоквартирном доме на углу Темпла и улицы Фигуэроя, вспугнутая телефонным звонком, откашлялась и проговорила:

      – Que?[17]

      – Миссис Гутьеррес! – заорал я. – Миссис Гутьеррес! Это Чокнутый.

      – О, – выдохнула она и засмеялась. – Si, si[18]. Хотите говорить с Фанни?

      – Нет, нет, просто покричите ей. Пожалуйста, миссис Гутьеррес!

      – Кричу.

      Я услышал, как она отошла от телефона, как накренилось ветхое, дышащее на ладан здание. Когда-нибудь ему на крышу сядет черный дрозд и оно рухнет. Услышал, как маленькая собачонка чихуахуа, похожая на веселого шмеля, затопотала по линолеуму вслед за хозяйкой, словно отплясывала чечетку, и залаяла.

      Услышал, как открылась дверь на галерею, – это миссис Гутьеррес вышла, чтобы со своего этажа, перегнувшись через перила в солнечный колодец, крикнуть второму этажу:

      – Эй, Фанни! Эй! Там Чокнутый.

      Я закричал в трубку:

      – Скажите,

17

Здесь: Алло (исп.).

18

^Да (исп.).