Голливудская трилогия в одном томе. Рэй Брэдбери

подумал я, – приеду и буду караулить». Только зачем?

      Да затем, что эта словно поднятая с морского дна мумия, эта по-осеннему пожелтевшая, обряженная для похорон старуха, лежащая наверху, молит о том, чтобы к ней по лестнице поднялся холодный ветер.

      «Запереть все двери?» – подумал я.

      Но когда попытался плотнее закрыть входную дверь, у меня ничего не вышло.

      И я слышал, как холодный ветер по-прежнему шепчет в доме.

      Пробежав часть пути, я замедлил шаг, остановился и взял было курс на полицейский участок.

      Однако у меня в ушах зашуршали сухими крыльями мертвые канарейки.

      Они рвались на волю. И только я мог их спасти.

      И еще я почувствовал, как вокруг меня тихо плещутся воды Нила, поднимая ил со дна, и он, того и гляди, поглотит и сотрет с лица земли древнюю Никотрис – дочь египетского фараона, которой уже две тысячи лет.

      Только я мог не дать черным водам Нила унести ее вниз по течению и засыпать песком.

      И я побежал к своему «Ундервуду».

      Начал печатать и спас птиц.

      Напечатал еще пару страниц и спас старые высохшие кости.

      Чувствуя свою вину и в то же время торжествуя, торжествуя и чувствуя вину, я вынул листы из машинки, расправил и уложил в ящик, где из птичьих клеток и речного песчаника слагался мой роман, где птицы начинали петь, только когда вы читали напечатанное, а шепот со дна слышался, лишь когда переворачивали страницы.

      И, воодушевленный тем, что спас всех, вышел из дому.

      Я шел в полицейский участок, обуреваемый грандиозными фантазиями, безумными идеями, вооруженный невероятными уликами, совершенно очевидными решениями возможных загадок.

      Я прибыл туда, чувствуя себя сверхловким акробатом, выделывающим сверхсложные трюки на сверхненадежной трапеции, подвешенной к огромному воздушному шару.

      Откуда мне было знать, что сыщик – лейтенант Элмо Крамли – вооружен длинными иглами и духовым ружьем?

      Когда я появился, он как раз выходил из участка.

      Видно, выражение моего лица подсказало ему, что я готов обрушить на него свои наблюдения, фантазии, концепции, улики. Он поспешно вытер лицо, чуть не нырнул обратно в участок и осторожно пошел по дорожке, словно приближался к бомбе.

      – Вы-то что тут делаете?

      – А разве от граждан не ждут, что они явятся, если могут разгадать убийство?

      – Где вы нашли убийство? – Крамли обозрел окрестный пейзаж и убедился, что трупов не видно. – Что имеете сказать еще?

      – Вы не хотите выслушать то, что мне известно?

      – Все это я уже слышал. – Крамли прошел мимо меня и направился к стоящей у поребрика машине. – Стоит кому-нибудь у нас в Венеции отдать концы от сердечного приступа или оттого, что наступил на свои же шнурки, на следующий день ко мне являются доброхоты с советами, как распутать загадку, отчего остановилось сердце или запутались шнурки. И у вас на лице написано, что вас одолевают эти сердечно-шнурочные заботы. А я не спал всю ночь.

      Крамли говорил на ходу, и мне приходилось бежать за ним, так