Сибирский папа. Наталия Терентьева

именно мою сумку? Пересматривали документы? И оставили отметку в паспорте «Сидела в кутузке вместе с другими бузотерами», наступив рифлёной подошвой ботинка. Я углядела среди груды курток, кепок, платков и сумок розовую сумку Байхэ и очень обрадовалась не меньше, чем своей сумке.

      – Маша…

      Я обернулась. В дверях стоял отец, то есть Сергеев. В полицейском отделении он выглядел как-то по-другому. Я не успела понять, что изменилось. Но несколько часов назад в ресторане это был приятный, уверенный в себе человек и… всё. А сейчас передо мной стоял жесткий, властный хозяин. И капитан, совершенно неискренне улыбаясь, сказал ему:

      – Извините, Анатолий Сергеевич, зря она полезла…

      – Всё уже! – отмахнулся отец и обнял меня за плечо, как раз за то, которое болело. Я поморщилась и отодвинула его руку.

      – Что?

      – Больно.

      Он прищурился и посмотрел на капитана. Тот развел руками:

      – Мы их не трогали, сами драку затеяли. Арабы эти всё. Китайцы. Косоглазые! Что им у нас здесь надо?

      – Слушай… – Отец выразительно коснулся виска. – Лучше сейчас всех скопом выпустить, как будто ничего не было. И извиниться за ошибку.

      – Я-то что? – вздохнул капитан. – Не было такого приказа.

      – А кто вообще приказал всех забрать?

      Тот пожал плечами, показал глазами наверх. Где, интересно, верх у этого капитана? Две копейки получает, столько грязи и ужаса видит, столько лжи и несправедливости, каждый день…

      Машина отца стояла прямо во дворе отделения, то есть его пустили сюда. Он ее помыл за то время, пока у нас была конференция и последующие неприятности, и она сверкала сейчас нежно-шоколадными боками и огромной тяжеловатой мордой. Изящный танк, похожий на самого хозяина, на моего, биологического, отца. Да, так будет правильно.

      – Ты имеешь отношение к полиции? – спросила я.

      – Косвенное, – усмехнулся отец. – Только в том смысле, что без полиции иногда никак. Приходится иметь к ней какое-то отношение.

      – Ясно.

      – Не думаю, что тебе что-то ясно.

      – Почему? – нахмурилась я.

      – Не так выглядишь. Рука болит?

      – Не сильно.

      – Хорошо, садись в машину, разберемся.

      – А остальные?

      – Их скоро выпустят.

      – Я не могу так уйти. – Я остановилась около машины.

      – Не глупи.

      – Я не могу уехать, – повторила я. – У меня там друзья. Я не знаю, как с ними поступят.

      – Давай так. – Отец мягко, но твердо взял меня под руку, ту, которая не болела. – С ними поступят очень хорошо. А ты сейчас не будешь осложнять ситуацию. Видишь вон там люди? Это телевидение, они снимают нас из машины. Намечается приличный скандал. А он никому не нужен.

      – Ты работаешь в администрации города? – спросила я.

      – Я просто работаю в этом городе, Машенька. И живу здесь, – улыбнулся отец. – Всех выпустят, по одному, не переживай. Перед кем надо, извинятся. Вон, смотри,