Логово тьмы. Цикл ВОИН. Дмитрий Янковский

все ново, он и Киев-то повидал совсем недавно, а тут и вовсе рот раззявил, поскольку гор отродясь не видывал.

      Над притихшей троицей всадников уже давно кружили здоровенные вороны, хрипло каркали, словно захлебываясь низкими тучами. Микулка попытался их разогнать, сбил двух птиц меткими стрелами, но остальные со странным упорством продолжали кружить в небесах жутковатым черным хороводом.

      – Жур! – обратился к волхву Мякша. – Скажи, правду говорят, что вороны загодя смерть чуют? Мол, еще жив человек, а они уже собираются.

      – А отчего же, по-твоему, их вещими птицами кличут? – спокойно отозвался Жур. – Оттого как раз, что могут зрить будущее.

      – Ну а тут чего кружат? – поежился юноша. – Неужто из нас кто помрет?

      – Необязательно. Они, кроме всего прочего, поумнее других птиц будут. Видят оружие, вот и пристроились. Где три витязя при сброс, там до смерти рукой подать. Микула, далеко еще до городища ари-маспов?

      – Расщелину, в которой нас тогда полонили, я уже вижу. А от нее до городища меньше версты. Только напрямик ехать глупо, заметят нас как пить дать. Ох, нарвемся мы, не ровен час… Не к добру тишина такая. И вороны эти… Говорю тебе, Жур, надо было дружину набрать побольше! Еще не поздно воротиться, все равно никто, кроме нас, не знает, где Камень лежит! Сотню лет сюда никто не доберется! А?

      – Что, опять прихватило? – нахмурился волхв. – Успокойся и не трусь! Только Мякшу зазря пугаешь. Я никакой опасности не чую, словно на многие версты ни одной живой души. Ты точно не ошибся? Может, городище подальше будет?

      – Вот еще… Никогда не плутал! – обиделся паренек. – И не трушу я! Осторожность никогда лишней небудет! Вот скажи, в чемразница между страхом и трусостью? Ведь только дурак ничего не боится!

      – Верно… Но страх предупреждает об опасности, дает силы к борьбе, а трусость лишает воли, заставляет хорониться или бежать без оглядки.

      Микулка лишь вздохнул тяжело. Он понял, что Жур прав, и вспомнил, как год назад бился с упырями у домика на соленых болотах. Тогда от страха волосы шевелились как змеи, а от липкого пота едва меч не выскальзывал из дрожащих ладоней. Все казалось нипочем, поскольку и так помирать лютой смертью, но напряженные до треска руки без устали рубили отточенной сталью, глаза мигом откликались на малейшее изменение света и тени, тело слушалось беспрекословно, как верный боевой конь. Не возникало и мысли о бегстве, да и о спасении не очень-то думалось.

      Ныне совсем иначе… Ничего страшного кругом нет, только хмуро и грустно, но душа так и рвется отсюда куда-нибудь в теплый уютный дом. Закинуть меч в чулан, затопить баньку, отмыться, насыпать на лавку теплой душистой соломы и улечься спать. Эти мысли страха не вызывали, но стоило оглядеться вокруг, на жуткие острые скалы, на кружащих в небе воронов, почувствовать за спиной тяжесть меча, как под рубахой начинали ползать мурашки, а руки, не слушая разума, сами пытались развернуть коня обратно.

      – Я хворый… – грустно