Санькя. Захар Прилепин

поймали», – вдруг угадал Саша, увидев на асфальте оторванный, распустивший нитки, отороченный мехом капюшон. «Капюшон Яны. Ее поймали за капюшон».

      Иногда навстречу шли люди, с интересом, но большинство со злобой разглядывавшие задержанных.

      «В плен взяли… – подумал Саша иронично. – Меня взяли в плен… И могут посадить», – завершил он свою мысль уже всерьез.

      Сгоревшую машину было видно издалека. Около уже суетились пожарные. Из шлангов била вода. От машины валил тягучий дым.

      – Нет, ну на хер вы это сделали? – все не унимался один из милиционеров, самый грузный и говорящий с одышкой. – На хер? Вы это строили, чтобы ломать?

      Никто не спешил ему ответить.

      Леша спокойно смотрел вперед, и на лице его читалось, что он вовсе не считает нужным разговаривать.

      Саша мог бы ответить, но саднела разбитая губа, и он непрестанно слизывал кровь.

      А Вене, похоже, даже его разбитый нос был нипочем, и он, хлюпая, спросил:

      – Чего строили?

      – Вот это все – вы строили?

      – А кто это строил? – переспросил Веня, словно это его всерьез взволновало.

      Здесь прямо в лицо Вене наехала камера, и милиционер матерно прогнал тележурналистов.

      – Слышь, расстегни меня, кровь хоть вытру, – воспользовался ситуацией Веня. – А то вас вздрючат за избиение подростка. У меня нос сломался. Я на вас заяву напишу.

      – Да мне плевать на твою заяву, понял? – сразу взвился милиционер. – Пиши, мне все равно. Я тебе еще жопу напорю в отделе.

      Веня громко хмыкнул, харкнул красным и примолк.

      Пацанву «Союза созидающих» выводили из подворотен – когда по три-четыре человека, а когда сразу по десятку.

      Почти все пойманные были биты, несли красные, кровавые синяки, быстро заплывающие глаза, расплющенные носы и разбитые губы.

      Пацаненок лет четырнадцати, весь бледный, с дрожащими скулами, на подгибающихся ногах ужаснул густым, грязно-кровавым сгустком на затылке. Его поддерживали за плечи.

      На многих была разорвана одежда. Виднелись юношеские, худые тела.

      Саша знал их всех – если не по имени, то в лицо.

      Кто-то пытался перешучиваться, но милиционеры истошно орали, требуя закрыть рты.

      Вскоре «пленных» собралась целая толпа, человек в шестьдесят-семьдесят.

      Большинство были без наручников.

      – Давай-ка со своих тоже снимем «браслеты», – сказал напарникам милиционер с одышкой. Он был старшим в наряде.

      – Зачем? – спросил один из напарников.

      – Надо.

      Напарник недоуменно пожал плечами, и старшему пришлось пояснить:

      – Их били «космонавты», а сдавать в отдел нам. Вон у этого, может, нос сломан – потом отписываться за него. На хер не нужно. Понял? Доведем до площади и – до свидания.

      Сашу, Лешку и Веню выдернули из создавшейся толпы, чтобы снять с них наручники. Долго возились, не попадая ключами, тихо матерились при этом.

      Саша облизывал губу. Веня никак не мог успокоить кровь, она насохла у него на бороде черной коркой. Лешка внимательно оглядывался