Кошки ходят поперек. Эдуард Веркин

медленно со скамейки поднялась. Я покачал головой. Она была одета, мягко говоря, не совсем физкультурно. Те же джинсы, вместо черно-красной куртки черная футболка, вместо тяжелых ботинок вьетнамские шлепанцы.

      Шлепанцы особенно удручали. За шлепанцы Автол раскатывал на месте.

      А за очки вообще убивал.

      – Ты чего? – Я краем глаза искал Автола. – Ты чего так нарядилась?

      – А как надо? – вяло спросила Лара.

      – Как положено. Короткий черный низ, светлый белый верх. Форма. И очки. В очках нельзя.

      Лара пожала плечами.

      – Автол орать будет…

      – Пусть орет.

      – Зря… – пожал плечами я.

      Увидел, что Мамайкина разглядывает меня уж совсем пристально, и растворился потихонечку. Занял свое место, седьмое по росту.

      Автол снова дунул в свой безрадостный свисток. Строй выверился окончательно. Лара заняла место во второй его половине, ближе к концу. Баскетбольным ростом она не выделялась.

      Физрук повернулся к лицеистам лицом.

      И тут случилось то, чего опасался я.

      Автол увидел Лару. Свисток выпал из его одуревших зубов.

      – Это что? – Он указал пальцем. – Это что такое?

      Лицеисты испуганно сплотили ряды, в результате чего Лара оказалась в пустом пространстве.

      – Это что такое, повторяю я разборчиво? – сказал Автол.

      Лара не ответила.

      – Староста!

      Староста Ирина Зайончковская робко сделала шаг вперед.

      – Староста! Это что за чучело?

      – Это… это новенькая…

      – Она что, из деревни приехала? – громко осведомился Автол. – Из Больших Лапотников? Разве там в очках ходят?

      – Я… – растерялась Зайончковская. – Я не знаю…

      – Как ее зовут? Дуся Деревянко?

      Класс обязательно засмеялся.

      – Ее зовут Лариса… – сказала Зайончковская.

      – Лариса, значит. – Автол удовлетворенно потер ладоши. – Это хорошо…

      Мне стало неприятно.

      Автол обожал спектакли, Автол жить без них не мог. И сейчас у него было явное настроение к спектаклю. Не, я, как всякий нормальный мальчик, тоже любил, чтобы в моем присутствии над кем-нибудь издевались и глумились, но только в меру.

      А Автол меры почти никогда не блюл. Необуздан был.

      – Так, Лариса, выйди, пожалуйста, вперед, – сказал Автол елейно и указал пальцем, куда именно следует выйти.

      – Аверьян Анатольевич! – попыталась заступиться Зайончковская. – Она же не знала…

      – Зайончковская. – Автол прострелил старосту взглядом. – Ты иногда ездишь в муниципальном транспорте? Там на стенах висят такие таблички: «Отсутствие разменной монеты не дает права на бесплатный проезд»…

      – Я в автобусах езжу, – ответила Зайончковская. – И таких табличек там нет. А если человек не знал…

      – На твое личное мнение мне плевать, – зевнул Автол. – А у кого-то, видимо, в ушах бананы. Я сказал, выйти вот сюда!

      Автол сделал свирепый жест пальцем.