Сорок второе августа. Кира Мюррей

как будто читали приключенческий роман.

      Алена или Алиса была его секретаршей. И Олег так гордился своими романами, что рассказывал абсолютно о каждом. Они продолжали ними наслаждаться, хотя давно запутались в именах и действующих лицах.

      Обычно их встречи начинались с рассказов Олега. После они выпивали по бокалу пиву и начинали жаловаться на жен, детей, скучную работу и недостаток денег. На бокале от третьего до пятого они начинали вспоминать студенческие годы. Они чередовали эти воспоминания с грустными вздохами и взрывами хохота, когда всплывала с пучин памяти какая-то смешная история.

      Лишь у Вениамина в их компании не было детей. И он сжимал зубы, чтобы не признаться, что его ужасает лишь одна мысль о том, чтобы завести детей. Жить с нелюбимой супругой, но к которой чувствуешь глубочайшую привязанность, это одно. А жить с ней и воспитывать ребенка – это совершенно полностью и абсолютно другое.

      – А мой спиногрыз ноет, что новый телефон хочет, – говорил один.

      – Начальник дрючит. Представляете, подходит на той недели за тридцать минут до конца рабочего дня!

      – Шубу мне купи! Ты мне не помогаешь, гвозди не забиваешь, тьху, а не жена. Достала.

      – Ага-ага, каждый раз возмущается, что я выпил. Я работаю! И не имею право выпить? Женщины. А сама, что делает? Ноет, что все хозяйство на ней, а что она там делает? Кнопочки нажимает!

      Вениамин подпер подбородок кулаком, глядя на пену пива. Что с ними стало? Собираются в баре и жалуются на том, какие они все несчастные и какая жизнь у них плохая. Эти встречи были как пощечина. Как вылитое на голову ведро разочарования.

      Он не понимал, как они не замечают того, как с каждым годом все их разговоры сводятся все к более и более приземлённым вещам. Мечтания студенческих годов остались позади и, казалось они их стыдливо вычеркнули ибо «взрослые и важные люди». Намного важнее обсудить политику, которая их не касается, падание доллара, задницу официантки и то что вот стиральная машина сломалась.

      Как не кстати вспомнилось, что в студенческие года по соседству была женская общага. Девчонки строили им глазки и громко хохоча без страха оставались вечерами в их комнатах. Они распивали дешевый алкоголь с пластиковых стаканчиков, закусывая чипсами, и играли в игры. Они тогда даже игру в шахматы могли перевести на пошлые шутки и на зажимание по углам.

      Один из них, тот, что сейчас жаловался на начальника и вытирал платочком лысину от пота, набил над кромкой белья «навсегда 17». Тогда у него были кубики пресса и ямки на щеках, чем он и очаровал одну из красавиц соседней общаги.

      Они поженились на третьем курсе. Развелись спустя шесть лет, обзаведясь двумя дочерями. Он обзавелся круглым животом, усталым взглядом и желанием лишь посмотреть телевизор после работы. Она десятком лишних кило, недовольством от жизни и, казалось, ненавистью ко всему живому.

      А после он обзавелся алиментами и расписанием по которому встречался со своими дочерями. И каждый раз после этих встреч он недовольно бурчал, что мать их разбаловала