Тот, кто ловит мотыльков. Елена Михалкова

пустили.

      Маша не могла понять, как при таком отношении к чужакам в Таволге сумела прижиться ее подруга.

      «Если что-то с курами, обращайся к Колыванову», – сказала Татьяна перед отъездом.

      3

      Маша толкнула незапертую калитку, прошла широкой вымощенной дорожкой мимо отцветающих флоксов и постучала в окно. За стеклом краснели шапки герани. Все, за что брался Валентин Борисович, он делал хорошо. Ксения рассказывала, что в деревне ему дали прозвище Немец, – за основательный подход к любой работе.

      В доме отозвались ленивым лаем. Свою кривоногую толстую собаку Колыванов поэтично звал Ночкой.

      Старик выглянул в окно.

      – А, Мариша, это ты! Здравствуй-здравствуй! Подожди минуточку, сейчас выйду.

      Спустя ровно минуту он показался в дверях – подтянутый, сухощавый, в куцых брюках со штрипками и старомодном коричневом пиджаке со штопкой на локтях. Маша задержала взгляд на его подбородке. Чисто выбрит, ни одного пореза. Колыванов брился дважды в неделю: по средам, когда он был трезв, и по воскресеньям, когда он «позволял себе», по выражению Беломестовой. Порезаться своей опасной бритвой Колыванов мог только трезвым. Стоило ему выпить, пальцы его обретали хирургическую точность и бестрепетность.

      – Валентин Борисович, у меня, кажется, курица захворала.

      Старик потер переносицу.

      – Давай в подробностях, Мариша.

      – Вчера была относительно бодрая, а сегодня с утра не ест.

      – Ты ее трогала?

      – Погладила, да. Она тихая такая сидит, смирная, даже не дернулась.

      – А остальные как?

      – Остальные – такие же звери, как и всегда, – с чувством сказала Маша. – Не понимаю, как они меня до сих пор не разорвали на куски.

      Колыванов рассмеялся.

      – Церемонишься ты с ними! Этого не надо. Они не то чтобы злобные, просто нету мозгов-то в голове, не-ту. – Он легонько постучал пальцем по своей макушке. – Пинай их в стороны, когда заходишь кормить.

      – Таня то же самое говорила, – пробормотала Маша. – Но ведь жалко… Живое существо, как его пинать.

      – Жалко может быть того, у кого соображалка работает. А наши с тобой тупые. Вот у деда моего, у него водилась пара куриц, в которых они с бабкой души не чаяли. На руках сидели, можешь себе представить?

      – Удивительно!

      Маша не стала добавлять, что еще лучше может представить, во что превращалось после нежных посиделок бабкино платье.

      – От этих такого не дождешься! Значит, смотри: я тебе сейчас лекарство принесу, антибиотик. Растолчешь таблетку и будешь давать курице по утрам и вечерам.

      – Я не смогу! – перепугалась Маша. У нее был опыт принудительного кормления таблетками кота, и она не сомневалась, что курица даст ему сто очков вперед по части сопротивления насильственным действиям двуногих.

      – Это дело простое, – успокоил Колыванов. – Несколько крупинок разведешь водой. Утром подошла к курице, шприц ей