Фортинбрас, принц норвежский. Рамиз Асланов

с ним радости и все невзгоды,

      Почти сроднились мы за эти годы.

      Он доверяет мне как никому.

      Ольгред:

      – Я что-то не завидую ему.

      Такому другу я бы не был рад.

      Горацио:

      – Мы больше, чем друзья. Он мне как брат.

      Я понимаю ваши подозренья.

      Расчетливость – не повод для презренья.

      Предавшись вам, его не предаю:

      Во всех делах за Гамлета стою!

      Служа наследным интересам принца,

      Готов я в ад сойти – с чертями биться!

      Ольгред:

      – Оставь для Папы клятвы про запас

      И лучше просто продолжай рассказ.

      Горацио:

      – Свершив обряд над королевским прахом,

      Все сорок дней храня печальный пост,

      Весь двор стенал и пребывал в унынье,

      А пуще всех, конечно, юный принц.

      Любил отца он искренней любовью,

      Как только может сын отца любить.

      Вдвойне больней любовь нам хоронить,

      Коль безответною она осталась.

      Был воином король наш, храбрецом,

      Но, что скрывать, бесчувственным отцом.

      Держал он Гамлета на расстояние,

      Вниманием своим не баловал,

      Не поощрял за явные успехи,

      А за проступки был ни в меру строг

      К родному сыну – это ль не порок:

      К ребенку проявлять жестокосердье?

      Чем больше мальчик проявлял усердье,

      Стараясь одобренье заслужить

      Отменным прилежанием в учебе

      И явной доблестью в военном деле,

      Тем более казался равнодушным

      Отец к нему, увы! Но, вместе с тем,

      Он словно ревновал его к успехам,

      Он словно видел некий в нем порок,

      Для остальных завесой тайны скрытый, —

      И сына гнал немилостями прочь!

      Достойной признавал отец лишь дочь –

      Принцессу Хедду, рыжую малышку —

      Своей любви небрежной и скупой:

      Брал на руки любимицу порой,

      Смешил, ласкал и в щечки целовал,

      И «солнышком весенним» называл…

      А Гамлет, что отца боготворил,

      Забившись в угол, горько слезы лил!

      Ольгред:

      – Как трогательно. Только не пойму –

      Издалека ты начал, и к чему

      Ведешь рассказ пустой и многословный?

      Что дела мне до чьих-то детских слез?

      Ты мне доклад или роман привез,

      Что на досуге сочинил? Коль так,

      Вот, получай еще один дукат –

      И с тем иди! Достаточно с меня

      Слезливого, но бойкого вранья.

      Ольгред швыряет еще одну монету.

      Горацио:

      – Казалось мне, милорд, что интересна

      Должна быть вам история семейства,

      Что правит Данией, поскольку вы

      Сейчас на грани мира и войны?

      Не так ли и на шахматной доске,

      Когда исход игры на волоске,

      Оценивают шансы наперед

      Фигур враждебных – кто кого побьет,

      Вникая в диспозиции детали,

      Чтоб сделать ход, которого не