«Пасхальные колокола» и другие рассказы. Сборник

хорошенько, что пола его была цела, вздул лучину. Минуту спустя, кончик желтой восковой свечи затеплился в красном углу перед иконой и, смешавшись со светом лучинки, озарил избушку ярким блеском. Все вокруг как бы улыбнулось и повеселело. Даже у самого Андрея отлегло от сердца. Верный святому обряду, он разбудил Ласточку, усадил ее на лавку против обломков кулича и пасхи, перекрестил ребенка, сам перекрестился, и оба принялись разговляться. Трапеза приближалась уже к концу, когда кто-то неожиданно постучался в дверь.

      – Кто там? – спросил Андрей.

      – Я, я, касатик! – отвечал разбитый голос. Дверь скрипнула, и в избу вошла сгорбленная, сморщенная старушонка.

      – Это ты, тетушка Анна! Добро пожаловать! Ну, тетушка, Христос воскрес! – весело произнес Андрей, подходя к соседке и принимаясь обнимать ее.

      – Воистину воскрес, касатик, воистину. Ох, родной ты мой! А я чаяла, ты серчать на меня станешь…

      – С чего ж серчать: всяк властен в добре своем, тетушка Анна; ты пожалела ссудить огоньком – ссудили другие… Видит Бог, я на тебя не серчаю. Скажи, зачем пришла?

      – Касатик! – начала старушка, скрестив руки на груди и наклонив набок голову. – Касатик, – продолжала она заискивающим голосом, – одолжи кочергу, родной: ребятенки затащили нашу невесть куда; бились, бились – не найдем; хлебы поспели, а вынуть нечем…

      – Только-то! Э, есть о чем разговаривать!.. Бери.

      – Ох, касатик ты мой! Да где ж она у тебя?

      – А вон там, у печки.

      Старушка подошла к печке и начала шарить. Вдруг она всплеснула руками, нагнулась к заслонке, вскрикнула, опять всплеснула руками и заметалась как угорелая.

      – Батюшки! Касатики вы мои!… Ох, Андрей! Подь сюда; погляди-ка, что это у тебя!.. Ох, родные вы мои! Ах! Ахти, Господи!..

      – Что ты, тетушка? Что с тобой? – произнес Андрей, подбегая к соседке.

      – Погляди-ка, – продолжала она, указывая на то место, куда Андрей высыпал уголь.

      – Ну, что ж? Уголь! Что ты?

      – Какой уголь!.. Ах, ты, простой сын!.. Погляди-ка, погляди… деньги! Батюшки, касатушки… ворох… целый ворох денег!

      Андрей подошел ближе и остановился как вкопанный. На месте золы и угля сверкали две добрые пригоршни золота!

      – Я, тетушка, не знаю, – пробормотал пахарь, крестясь и отступая, – видит Бог, не знаю…

      – Как не знаешь?… Да отколь же у тебя? Слышь ты… ох! – воскликнула старушка, снова всплеснув руками.

      – Видит Бог, не знаю, тетушка Анна! Пошел я за огнем… чумаки стоят у нас в поле… они мне насыпали… две пригоршни насыпали…

      – Чумаки! Батюшки! Две пригоршни! Ахти, Господи! Касатики вы мои! – воскликнула старушка и, не договорив остального, бросила кочергу и кинулась со всех ног из избы.

      Все мысли заходили кругом в голове Андрея. Несколько минут стоял он, как прикованный к полу; наконец, подошел к печке, перекрестился и притронулся к блистающей горке, которая зазвенела под руками его: точно, перед ним лежали целых две пригоршни золотых червонцев, один другого краше и лучше. Холодный пот выступил на бледном лице пахаря;