Пропасть грёз. Павел Игоревич Шаповалов

сильно сказывался на мне.

      –– Как же так, это же та самая девушка, с который ты глаз свести не мог сегодня ночью, та, что с ушибами, разве ты так и не поинтересовался её именем? – с легкой усмешкой и долей удивления проговорила Маргарет, а потом посмотрев на меня неодобрительным тоном сказала, – Знаешь, что, снимай-ка этот халат, он полностью пришел в негодность, я в ординаторскую принесу новый.

      –– Моргана… Вот значит кто она… – шёпотом проговорил я, думая о чем-то своём поспешно скидывая на пол свой почерневший от крови халат.

      Я слишком долго не находил в себе сил выйти из ординаторской и подняться на второй этаж, дабы справиться о её здоровье. Я просто сидел за столом потягивая из гранёного бокала какой-то горький виски, пытаясь понять, что же случилось со мной и почему меня охватил такой шок, толи лихорадка, я толком и понять не мог что же это было на самом деле такое. Моё сердце уже слишком долго было чёрствым и грубым как камень, а вчера словно ожило, зацвело, через его многочисленные трещинки возрос росток любви, что в свою очередь порождало душу там, где, казалось бы, она была уже окончательно мертва. Я сидел и просто пил, боясь предпринимать какие-то действия далее, ведь сделав шаг назад пути уже не будет. Свершённого не изменить. Пойти вперед – впасть в пучину страсти и любви, чтобы умереть затем от боли. Нет. В этот день я так и не осмелился сделать этого шага, я просидел всю смену в ординаторской, а затем так же благополучно отправился в казарму, дабы наконец-таки нормально отоспаться этой ночью, ведь сегодняшняя ночь была на удивление спокойна и нежна.

      Я проснулся в этот раз сам, меня никто не будил, на меня никто не орал, день предвещал быть хорошим, ибо мне удалось выспаться и набраться необходимого количества сил, дабы приди в себя после того колоссального жесточайшего труда. На работу я пошел пешком, дабы подышать свежим воздухом, ощутить легкий морозец на своей коже, который с каждым днем всё крепчал и крепчал. Зима действительно кралась всё стремительнее и стремительнее, но война всё никак не заканчивалась, противник становился лишь сильнее и агрессивнее. Госпиталь жил всё той же размеренной и спокойной жизнью, какой жил до этих двух страшнейших событий. Но всё уже было позади, вперед мы пытались не смотреть, ведь на войне нет будущего, есть лишь прошлое и есть сегодня. Всё что было бы завтра, было огромной загадкой для многих постояльцев нашего лечебного заведения, как, впрочем, и для нас самих. Я, оказавшись в ординаторской переоделся в свои чистые медицинские одеяния и последовал на плановый осмотр больных.

      –– Мистер Грей, как вы себя чувствуете? Имеются ли какие-то жалобы? – спросил я, оказавшись у постели пожилого прапорщика с перемотанной головой и обтурированной бинтом глазницей. Этот бедняга попал к нам уже очень давно, с множественным осколочным ранением лица, его глаз спасти не удалось, так как осколочная граната полностью размозжила его, нам не оставалось ничего кроме как удалить это глазное яблоко.

      –– Доктор, мне уже очень хорошо.