Лебединая песнь. Роберт Маккаммон

ее рукам бегали крысы, но она не обращала на них внимания: она видела их каждый день, причем гораздо крупнее. Одна тварь сидела на краю контейнера и свирепо пищала. Сестра Жуть швырнула в нее лежавшей среди хлама теннисной туфлей, и крыса пропала.

      От мусора несло гнилью, давно протухшим мясом. Наконец женщина откопала пивную бутылку и в тусклом свете с радостью увидела, что на дне еще осталось несколько капель. Она быстро поднесла ее к губам, языком пытаясь ощутить вкус напитка.

      Не реагируя на досаждавших крыс, Сестра Жуть прислонилась спиной к шершавой кирпичной стене и оперлась рукой о землю, чтобы усесться поудобнее, но тут же коснулась чего-то мокрого и мягкого. Она посмотрела туда, а когда поняла, что это такое, то прижала ладонь ко рту, чтобы заглушить вскрик.

      Оно было завернуто в несколько газетных листов, но крысы прогрызли их и занялись плотью. Женщина не могла сказать, какого оно возраста и было ли оно девочкой или мальчиком, но глаза на крошечном лице были полуоткрыты, как будто дитя сладко дремало. Оно было голенькое, кто-то подбросил его в скопление мусорных баков, мешков и гниющих на жаре отбросов, словно сломанную игрушку.

      – Ох! – прошептала она и подумала о промытом дождем шоссе и небесном свете.

      Далекий мужской голос произнес:

      – Дайте ее мне, леди. Вы должны дать ее мне.

      Сестра Жуть подняла мертвого младенца и стала укачивать его. Издалека доносились грохот бессмысленной музыки и крики продавцов с Сорок второй улицы, а женщина приглушенно напевала колыбельную:

      – Баю-баю, баю-бай, детка-крошка, засыпай…

      Она никак не могла вспомнить продолжение.

      Голубой небесный свет и мужской голос наплывали сквозь время и расстояние:

      – Дайте ее мне, леди. «Скорая помощь» сейчас прибудет.

      – Нет, – прошептала Сестра Жуть.

      Ее невидящие глаза были широко раскрыты, по щекам текли слезы.

      – Нет, я не дам… ее…

      Она прижала младенца к плечу, и крошечная головка поникла. Тельце было холодным. Вокруг в ярости визжали и прыгали крысы.

      – О боже! – услышала она себя.

      Потом подняла голову к полоске неба и почувствовала, как лицо исказила злоба, переполнив ее так, что она закричала:

      – Где же Ты?

      Голос эхом отозвался по всей улице и потонул в веселой суете в двух кварталах отсюда.

      «Милостивый Иисус опоздал, – подумала она. – Он опоздал, опоздал, опоздал на очень важное свидание, свидание, свидание!»

      Она истерически хихикала и рыдала, пока из ее горла не вырвался звук, похожий на стон раненого животного.

      Прошло много времени, прежде чем Сестра Жуть поняла, что должна двигаться дальше и что не может взять дитя с собой. Она заботливо укутала его в оранжевый свитер из своей сумки, а затем опустила на дно одного из помойных баков и, как могла, завалила сверху мусором. Большая серая крыса приблизилась к ней вплотную, ощерив зубы, и женщина изо всей силы ударила ее пустой бутылкой из-под пива.

      Не