Каникулы в аду. Романов Ник Одинсон

приходится мириться с тем, что ты носишь его лицо, говоришь, как он, действуешь, как он, но не являешься им. Знаешь, почему она так часто и так подолгу смотрит в твои глаза? В них она ищет его и любовь, которую он ей дарил.

      Я почувствовал себя виноватым в ее мучениях, ведь она страдает, а я нет.

      – Катя не всегда была такой, какую ты ее знаешь, – начал свою историю Лиздейко. – Когда-то она жила в твоем мире. Мы все в нем жили, – с тоской добавил он. – Тогда ее звали Екатерина Вторая, она была императрицей Всероссийской. За свою земную жизнь она много видела и многое узнала, она руководила миллионами людей, стараясь удержать на ногах страну, которая в принципе ходит качаясь. И у нее это получалось. Но настал час, и она, как многие до нее, перешла сюда. Сотни и сотни лет она жила здесь, похоронив надежду снова увидеть свет солнца. И тут появляешься ты – худой, со странной прической и одеждой, но убийственной волей вернуться домой. Ты вывел ее из мрака, даровав надежду. За это она отдала тебе свое сердце. Пойми, нам тоже тяжело, мы оба смотрим на тебя, но видим его. Тем не менее я верю, что хоть твои воспоминания потеряны, твой дух нисколько не потерял силы. Что хоть ты и не знаешь, где правда, а где ложь, где добро, а где зло, ты увидишь истину во мраке. Как бы эгоистично это ни звучало, но мы ждем от тебя именно этого.

      Впервые за все время, проведенное вместе, я услышал, как дрогнул его голос. Ответить на это было невозможно, поэтому я решил переключить внимание на меч. Мне было интересно, что он скажет о нем. Вынув лезвие из ножен, я протянул его старцу.

      – Это достойный клинок, – взяв меч у меня из рук, начал он, говоря уже более спокойным тоном, – его лезвие покрыто серебром, а рукоятка усилена чем-то вроде местного камня, он идеально сбалансирован, что дает возможность более плавно маневрировать им. Хорошее оружие, лучшего здесь не найти. Как ты его назовешь? У хорошего меча должно быть имя.

      Старец вопросительно поглядел на меня. Я и не думал об этом. Но раз уж лезвию нужно имя, я обязан его дать. Я призадумался. Старик вернул мне меч, я сразу одел его и убрал за спину.

      – Не обязательно давать имя прямо сейчас, – с улыбкой пояснил Лиздейко, – оно само придет тебе в голову, когда посчитает нужным, – после чего добавил, протягивая маленький кожаный мешочек. – Собери в него монеты и ложись спать, завтра мы решим, куда отправимся дальше. Утро вечера мудренее.

      После этих слов он привстал и вытащил из мешка покрывало, после чего улегся на мешок, накрылся и уснул. Да, с ним особо не поболтаешь, этот человек не бросает слов на ветер, все только по делу. Я встал, собрал в мешочек монеты, лежавшие на полу, и положил их в сумку. Я взял меч и подошел к краю пещеры, раздев его, я начал осмотр. Лезвие действительно было великолепно: серый сет приставал к его лезвию подобно тысяче мотыльков, летящих на свет лампы. Они липли к нему, следовали за ним, чувствовалось, что он сам подчиняет их себе. Я вспомнил, какой страх и крики