Клетка короля. Виктория Авеярд

знаю, какова была цена атаки на Коррос. И каждый день думаю, что не согласилась бы заплатить ее, будь у меня выбор. Ни ради Джулиана, ни ради сотни живых новокровок. Я ни одного из них не освободила бы ценой жизни Шейда.

      А в итоге – никакой разницы. Мэйвен несколько месяцев просил меня вернуться. Каждая окровавленная записка содержала мольбы. Он надеялся сломить мою волю трупами, мертвыми телами. Но я думала, что не заключу такой сделки, что меня не тронет даже тысяча невинных жертв. А теперь я жалею, что давным-давно не сделала, как он просил. Прежде чем Мэйвен додумался напасть на тех, к кому я искренне неравнодушна. Он знал, что я спасу их. Знал, что Кэл, Килорн, мои родные – единственные, ради кого я уступлю. Я отдала все, чтобы сохранить им жизнь.

      Похоже, Мэйвен не собирается пытать меня. Даже с помощью сонара, машины, созданной для того, чтобы, используя мои собственные молнии, разорвать меня на части, нерв за нервом.

      Мои муки ничего ему не принесут. Мать хорошо обучила Мэйвена. Единственное утешение – знать, что молодой король лишился своего злобного руководителя. Пока меня держат здесь и стерегут день и ночь, Мэйвен – один, во главе королевства, и Элара Мерандус больше не направляет руку сына и не прикрывает его спину.

      Прошел месяц с тех пор, как я дышала свежим воздухом, и почти столько же – с тех пор как я видела что-нибудь, кроме этой комнаты и того немного, что открывается из окна.

      Окно выходит в дворцовый сад, который уже давно облетел. Руки зеленых придали причудливые формы небольшой купе деревьев. Летом, наверно, они выглядят прелестно – покрытые листвой и цветами венцы с необыкновенными спиральными зубцами-ветвями. Но голые, скрюченные дубы, вязы и буки похожи на скелеты; их сухие мертвые сучья скребут друг о друга, как когти. Двор безлюден, заброшен. Совсем как я.

      «Нет», – мысленно рычу я.

      За мной придут.

      Я не теряю надежды. У меня всё переворачивается в животе каждый раз, когда открывается дверь. Я ожидаю увидеть Кэла, Килорна или Фарли. Или Бабулю в чужом обличье. Даже полковника. Теперь я бы заплакала от радости, увидев его кровавый глаз. Но никто за мной не приходит. Никто не придет.

      Жестоко позволять надеяться, когда надежды быть не может.

      И Мэйвен это знает.

      Когда вечером тридцать первого дня садится солнце, я понимаю, в чем заключается его замысел.

      Он хочет, чтобы я сгнила тут. Зачахла. Чтобы меня позабыли.

      В мертвом саду с серого, как сталь, неба падает первый снег. Стекло холодно на ощупь, но замерзать оно отказывается.

      И я тоже.

      Снег на улице так красив в утреннем свете – обнаженные деревья покрывает белая блестящая корочка. Днем она растает. По моему подсчету, сейчас 11 декабря. Холодное, серое, мертвое время, нечто среднее между осенью и зимой. Настоящий снег ляжет только через месяц.

      Дома мы прыгали с крыльца в сугроб, даже после того как Бри сломал ногу, приземлившись на засыпанную снегом поленницу. На лечение брата у Гизы ушел месячный