Клетка короля. Виктория Авеярд

и на его лице появляется натянутая жгучая усмешка. И в ней я вижу Элару.

      – Вы подвергаете сомнению приказы короля, леди Эванжелина?

      Между губ, покрытых фиолетовой помадой, сверкают зубы. Пелена придворных манер грозит развеяться, но, прежде чем Эванжелина успевает сказать что-нибудь по-настоящему пагубное, к ней подходит отец и касается ее руки. Намек ясен: «Повинуйся».

      – Нет, – рычит она, хотя я слышу «да».

      И наклоняет шею, изображая поклон.

      – Ваше величество.

      Ошейник слабеет и охватывает мою шею с прежней силой. Или даже чуть слабей, чем раньше. Хорошо, что Эванжелина не так скрупулезна, какой хочет казаться.

      – Мэра Бэрроу – пленница короны, и король поступит с ней, как сочтет нужным, – говорит Мэйвен, и его взрывная невеста опускает глаза.

      Он обводит взглядом остальных придворных, убеждаясь, что его намерения ясны.

      – Смерть – слишком хороший исход для нее.

      В толпе знати проносятся перешептывания. Я слышу нотки возражения, но большинство согласно с Мэйвеном. «Странно». Я думала, все они захотят, чтобы меня предали самой страшной казни и вывесили на корм хищным птицам. Чтобы моя кровь окрасила земли, отвоеванные Алой гвардией. Но, очевидно, мне готовят судьбу похуже.

      «Похуже».

      Так сказал Джон, когда увидел, что кроется в моем будущем и куда ведет мой путь. Он знал, что так будет. Знал – и сообщил королю. Ценой моей свободы, ценой жизни Шейда он купил себе место рядом с Мэйвеном.

      Я нахожу Джона в толпе – прочие держатся от него на расстоянии. Глаза у провидца красные и пылающие, преждевременно поседевшие волосы стянуты в аккуратный хвост. Еще один пес-новокровка для Мэйвена Калора, хотя на Джоне и нет цепей. Потому что он помог Мэйвену прервать нашу операцию по спасению Детского легиона, прежде чем та успела начаться. Он открыл Мэйвену наши планы и наше будущее. Преподнес меня мальчику-королю на блюдечке. Предал всех нас.

      Джон, разумеется, тоже смотрит на меня. Я не ожидаю извинений за то, что он сделал, да и не приму их.

      – А как насчет допроса?

      Этот голос я не узнаю. Но лицо мне знакомо.

      Самсон Мерандус, боец, жестокий шепот, двоюродный брат погибшей королевы. Он проталкивается ко мне, и я невольно вздрагиваю. Когда-то, в прошлой жизни, я видела, как на арене он заставил противника покончить с собой. Килорн тогда сидел рядом со мной, смотрел, подбадривал бойцов и наслаждался последними часами свободы. Потом его хозяин умер, и вся наша жизнь изменилась. Мы пошли иным путем. И вот я лежу на девственно-чистом мраморе, замерзшая, окровавленная, не более чем собачка у ног короля.

      – Для допроса она тоже слишком хороша, ваше величество? – продолжает Самсон, протянув ко мне белую руку.

      Он хватает меня за подбородок и заставляет поднять голову. Я подавляю желание укусить его. Не нужно давать Эванжелине еще один повод стянуть удавку.

      – Только подумайте, что она видела и сколько знает. Она – их вожак, и через нее мы можем истребить все это проклятое племя.

      Он ошибается, но тем не менее