и возвышенные стремления ко всему изысканному и прекрасному, – всему тому, что облагораживает сердце, и придаёт жизни меланхоличные ноты романтизма и любви. Он не желал следовать пережиткам сгнившей морали, и предвзятым канонам доминирующего «христианского политеса», имеющим начала в папской католико-протестанской раболепской идеологии. Или иным политесам, сформировавшимся и устоявшимся на полотнах человеческого разумения и духа. Он смотрел на мир трезвым открытым взором, и не предавался надуманным моральным откровениям, тем более что ценил он в жизни более всего честность, – собственную, прежде всего, и был редко снисходителен к чужому лицемерию и лукавству. Нет, он никого не обвинял, но лишь старался по возможности обходить стороной всех тех, чьи намерения, и чьё поведение, хотя и согласовывались с общепринятыми правилами, но претили его внутренним консолям. Он имел свою собственную независимую мораль. В сакральных глубинах своей души он признавал людей такими, какие они есть, и не требовал от них того, чем они не обладали по определению. И в этом было его отличие от адептов всякого теологического симпозиона. Он не пытался делать человека совершенным, ни в своих фантазиях, ни на деле, тем более что не знал, что такое
совершенство. Он глубоко осознавал, что во всяких достижениях на этом поприще, всегда есть свои достоинства, и свои погрешности, и мнить свой взгляд на всё это, единственно правильным, признак недалёкости, а порой и элементарной тупости. На земле не отыскать ни одной личности, в которой не было бы всего от мира, как хорошего, так и плохого, с точки зрения идеальности взгляда самого снобистского воззрения. Но для вас ведь важен паритет, и вы готовы прощать не слишком фатальные отхождения, от признанных большинством норм.
Вы готовы прощать…. И на самом деле границы этого прощения, так же необязательны, и не имеют стоического определённого базирования, и готовы отодвигаться, в случаях необходимости, для общего умиротворения, порядка, или выживаемости «доминирующего клана». Каждый из нас, в определённые минуты своей жизни готов забыть о моральных аспектах, как только возникает угроза его благосостоянию, или жизни его, и его близких.
Итак, сначала. Ранним осенним утром, когда одноцветность зелёной краски природы превращается в разноцветные красно-жёлтые тона, и сама природа становится меланхоличной, задумчивой и романтичной, Висталь шёл по главной улице города, названной в честь первого корвета, посетившего этот порт, «Светланской», по направлению к Океанскому проспекту. Повернув в центре налево, он продолжил свой путь, и, поднявшись по не очень крутому для этого города склону, вышел к Покровскому парку. Пройдя по алее в парке, он очутился на небольшом пятачке, справа от центра, которого, стоял памятник Петру и Февронии Муромским. Чья любовь снискала себе память в поколениях. И пусть это была абсолютно обычная любовь для Русского человека, но в силу мифотизации, и предании их жизни необычных качеств, они стали народными персонажами, и образцами для
