Среди погибших не значатся. Николай Томан

я вас не понимаю.

      Бурсов ложится на нары, забрасывает руки за голову и сосредоточенно смотрит в потолок. Похоже, что он не собирается объяснять Огинскому своего решения.

      «Ну и характер у человека!…» – почти с раздражением думает Огинский о Бурсове.

      – Я, знаете ли, не собираюсь в Майданек, – произносит наконец подполковник. – Я хочу покинуть эту гостеприимную обитель господина гауптштурмфюрера Фогта по собственному желанию, а для этого необходимо время. Вот мы не торопясь и начнем с вами эксперименты по детонации минных полей. Не допускаете же вы, что тут они могут увенчаться успехом? А раз так, то…

      – Но и немцы не дураки, – перебивает Огинский, – догадаются, наверно, что мы будем водить их за нос.

      – А пока догадаются, мы что-нибудь придумаем.

      Ночной разговор

      На другой день, получив согласие Бурсова и Огинского капитан Фогт довольно потирает руки.

      – О, это очен корошо! Это есть благоразумство! Мне приятно имейт дело с такими благоразумными людьми. Но прошу и меня тоже считайт не очен просточковатым. Никакой саботаж с ваша сторона не должен быть. Все начистота, и никакой махлевка, – улыбаясь, подмигивает он Бурсову, очень довольный, что ему удалось употребить такое русское словечко, как «махлевка». – А чтобы у вас не возникайт соблазн ввести меня в заблуженство, с вами будет сотрудничать один наш немецкий доктор. Это вы имейт в виду и не огорчайт меня глупством.

      При разговоре капитана Фогта с Бурсовым и Огинским присутствует и лейтенант Азаров.

      – Ну вот мы и договорились, – обращается к нему Фогт. – Теперь, господин старшина, вы имейт возможность перевести их в блок старших официров.

      – Слушаюсь, господин капитан! – браво козыряет и щелкает каблуками Азаров.

      Фогт уже направился к дверям карантина, собираясь покинуть барак, но вдруг, вспомнив что-то, возвратился с полпути:

      – Да, вот еще что: на работа с вами будет кроме наш доктор ваш старший лейтенант Сердьюк. Корошо?

      – Нет, не хорошо, – решительно возражает Бурсов.

      – Почему так?

      – Потому, что он негодяй!

      – О, да-да! Это немножко есть. Вы имейт в виду, что он рассказал нам об этот ваш эксперимент? Но он очен вас хвалил. Говорил, что вы оба есть большой талант. Но я вас понимайт, тут немножко есть мерзавство. И я согласен с ваша просьба. Вы будете работать с одним только наш доктор. Он есть очен короший парень, и он вам будет понравиться.

      В блоке старших офицеров, куда Азаров приводит Бурсова и Огинского, вскакивают с нар семь майоров. Все они уже немолодые, с очень усталыми лицами и какими-то бесцветными глазами. Лишь у майора Нефедова, самого старшего из них, светится в глазах живая искорка.

      После завтрака Азаров предлагает Бурсову и Огинскому пройтись по территории лагеря.

      – Сегодня вы свободны от всякой работы, – сообщает им лейтенант. – От вас требуется лишь подробная заявка на то, что понадобится для вашего эксперимента. Она должна быть готова к обеду.

      Они медленно идут по лагерю, внимательно