Среди погибших не значатся. Николай Томан

каждое слово, произносит он наконец. – С завтрашний день вы все должен показать образец высокой производительность. Это значит, что все надо сделайт два раза быстрее, два раза больше, два раза лютче. Вы думайт, почему я давайт вам корошо кушайт? Я показывайт вас в списках два раза больше. Это вам есть понятно? Тогда должен быть понятно мой требований – два раза больше работа! С завтрашний день все надо делайт бегом! Это есть все! Разойдись.

      Все мгновенно разбегаются, один только Огинский все еще стоит на своем месте в задумчивости. К нему тотчас же подбегает унтер-фельдфебель.

      – Вонючий швайн! – яростно рычит он, замахиваясь на майора кулаком.

      – Посмей только, скотина! – решительно шагает в его сторону Огинский.

      На шум их голосов оборачивается не успевший далеко отойти Фогт. Он сразу же соображает, в чем дело, и раздраженно кричит унтер-фельдфебелю:

      – Опять вы за свое, Крауз! Сколько раз я вам говорил: не сметь!

      – Яво-оль! – недовольно бурчит Крауз.

      …Спать в эту ночь все ложатся мрачными, неразговорчивыми. Молчит и Огинский, но, успокоившись немного, спрашивает Бурсова:

      – Осуждаете меня?

      – Смертельного врага вы теперь себе нажили, Евгений Александрович, – не отвечая на его вопрос, с тяжелым вздохом произносит Бурсов.

      – Но не мог же я ему позволить…

      – Не могли, – спокойно соглашается с ним Бурсов. – Я и не обвиняю вас. Я тоже не смог бы. А говорю вам об этом к тому, чтобы вы были настороже. Какую-нибудь гадость он вам непременно подстроит, поверьте моему слову.

      Засыпают они поздно, хотя и не разговаривают больше. Но спят недолго. Просыпаются от выстрелов. Они слышатся где-то в стороне станции. Бурсов пытается выйти из барака, но Нефедов останавливает его:

      – Там, на вышках, все пулеметы наведены на наш барак, товарищ подполковник. Эсэсовцы никому не разрешат выйти отсюда. А стрельба ночью уже не в первый раз. Думаю, что это партизаны напали на станцию.

      – Поблизости, значит, есть партизаны?

      – Да, в лесу за станцией.

      – А от нас до станции сколько?

      – Не менее шести километров.

      Стрельба длится около получаса. Все это время территорию лагеря полосуют прожектора. Потом все стихает. А еще через четверть часа раздается страшный взрыв, от которого даже здесь, в лагере, вздрагивает земля и дребезжат стекла в окнах. Сразу становится светло.

      – Похоже, что партизаны эшелон с бензином взорвали! – возбужденно шепчет Нефедов.

      Стрельба возобновляется с еще большим ожесточением. А за дверями барака слышатся резкие слова команды на немецком языке.

      – Наверно, капитан Фогт решил вести своих эсэсовцев на подмогу станционному гарнизону, – решает Нефедов. – Вот подходящее время для побега, если бы только были мы к этому готовы.

      И снова два сильных взрыва, следующие почти сразу же один за другим.

      – Ну да, конечно, это взрываются цистерны с бензином! – уже не сомневается более Нефедов.

      В