Богомол Георгий. Генезис. Николай Лепота

Не хотелось верить, что она не поэт.

      – Зачем тебе свет?

      – Снимок хочу сделать.

      – Ты фотограф? Это почти поэт.

      Она глазом прильнула к видоискателю, наводя и выцеливая.

      – Я ди-зай-нер. – Донеслось из-за фотоаппарата, с расстановкой следуя за движениями пальцев, вращающих объектив.

      Луч солнца упал на шпиль. Щелкнул затвор.

      – Штаны шьешь из кожи для создателей созвучий? – Так он понимал работу дизайнера.

      Затвор щелкнул еще несколько раз.

      Сонька опустила фотоаппарат, улыбнулась и глянула, наконец, на него приветливо.

      – Штаны? Ещё какие! – Прищурилась, оценивая: – И все же – дворник.

      Он не слышал. Тонул и растворялся в зелени, в радости.

      – Я бы поцеловал вас. Вот сюда.

      – Все-таки поэт.

      …

      Жорка слеп и прозревал вновь. Он по-прежнему лежал на полу. В незнакомом месте. В полусне или обмороке. Вновь шевелил губами. Видел, как розовое (ее губы) наплывает, касается его губ.

      – Я был без сознания? Почему?

      – Загадка.

      – Это должно было случиться вчера. Когда ты смеялась, а волосы твои летали по кругу. До самых перистых облаков. Или когда мы пили кофе. Хотя кофе… Но и кофе тоже.

      – Опять?

      – Что?

      – Бредишь.

      Пробродив несколько часов по городу, оставив замок со шпилем далеко-далеко, где-то в другом городе, то разговаривая, то молча шагая без цели, они оказались у шлагбаума, отделявшего Город от Старого Города.

      За шлагбаумом стояла будка охраны. За ней у стены высокого дома таилось маленькое кафе. Оно вжалось в дом, выпустив над полукруглыми сверху окнами парусиновые pare-soleil, выставив шелковые полосатые зонты на тротуар.

      Под зонтами желтые плетеные столики и такие же стулья.

      Так много красок. Все они сплетались в общее радужное пространство, уходящее вдаль. К запретным стенам.

      – Мне туда нельзя. – Жорка показал на свой знак «D». – А тебе?

      Никаких эмблем на ее зеленом платье не было.

      – Пойдем! – Сонька уверенно потянула его за руку. – «D» – это дворник?

      – «Дворовый». А вот еще маленькая «d». Это уже – дворник.

      Она царапнула эмблему ногтем, точно проверяя на прочность эмаль букв. Улыбнулась:

      – Дворник – звучит гордо.

      – Обыкновенно. А что?

      – Ровным счетом ничего. Это ты стоишь – мнешься. Шагай смело!

      – Кто это мнется? Меня пропустят?

      Охранник окинул ее взглядом и ничего не сказал. Отступил молча.

      Жорка удивился.

      Но пропустили и его! Он с недоверием обернулся, пройдя за шлагбаум: не вышвырнут ли обратно?

      И почувствовал, будто бы на новую землю ступил. Будто она мягче, ворсистее.

      Воздух тоже казался другим. Яблоком и крыжовником пахло сильнее. Свет тоже был особый.

      Жорка замер, почувствовав это. Спросил:

      – А почему здесь шлагбаум? Ведь Дворец Всевластия совсем в другой стороне? Кого охраняют?

      Посмотрел на широкую улицу, уходящую вдаль:

      – А там что?

      Солнце, опускаясь, блестело на брусчатке. По-особому озолачивая