Страха нет, Туч! (сборник). Владимир Зенкин

исчезнет совсем.

      Так женщина пролежала ещё полчаса. А потом с неё быстро, подозрительно быстро, будто чьим-то решением, чьей-нибудь чёткой волей, стекла слабость и бледность. Она подняла голову, села, с уверенным любопытством огляделась.

      – Вот и всё, – сказала она с грустью, но без печали, – Не думала… Ты. Не думала, что так трудно. Всё – там уже, позади. Ты.

      – Д-да. М-м, – приоробел, подтянулся под её взглядом Сидоров, – Всё позади. Простите… что позади?

      – Про… Впрочем… Уже не важно. Важно, что ты.

      Правильно. Как же так?.. Здравствуйте.

      – Здравствуйте, напрягшись для осмысла её лоскутных фраз, ответил Сидоров, Как вы себя чувствуете?

      – Я доставила вам хлопот.

      – Пустяки.

      – Деточка, ради Бога, что с тобою случилось? – изнемогала от любознательности Лидия Львовна, – Как ты попала на крышу?

      Незнакомка подняла на неё полные сил отстоянные глаза.

      – Спасибо. Вы хорошая женщина. Я хочу, чтобы вы спали спокойно ночами.

      – Деточка, мы всё понимаем, не унималась Лидия Львовна, – Это что-нибудь неприятное для тебя? Не бойся, теперь тебя никто не обидит. Но… мы всё-таки тебя нашли, можно сказать, вернули к жизни. Может быть, ты нам… Это не слишком большая тайна?

      – Не слишком, – незнакомка убавила глаза ресницами, но вдруг мелькнули там жёлтые нешуточные искры.

      – Ты попала на крышу через люк?

      – Нет.

      – Ну-у… а-а… по верёвке какой-нибудь?

      – Нет.

      – Сверху? – сладко ужаснулась Лидия Львовна, – Тебя спустили с… вертолёта?

      – Нет.

      – Ой! А-а-а?..

      – Прогал, – жёлтые искры всплывали, становились острей, опасней, – Откуда же ещё. Прогал! Не поняли. И хорошо. А там… Там!.. – снизился голос, словно изогнулась в нём стальная пружина, – Хотите и про это узнать? Хотите!? – какая-то – издалека странная боль, какое-то резкое отчаяние, прихлыв вспомненного, что-то вовсе невыразимое – чужая стихия сдула яркий покой губ, покрыла их матовым пеплом. И с лица отлетели уют, румянец, и лицо стало фарфоровой, хрупкой, нечеловечески красивой маской.

      – Ну ладно-ладно, какая разница, – разрядил обстановку Сидоров, – Главное, всё обошлось. Вы живы-здоровы. Вы здесь. Мы – ваши друзья.

      – Нет! – звонко сказала незнакомка.

      – Нет?

      – Мало. Ты мне не можешь быть другом.

      – Почему? Помилуйте…

      – Потому что ты любишь меня. Страшной любовью. Почти ненавистью.

      Сидорова ударило многовольтовым током. Он вспомнил.

      – Да, Сидоров. Да. Нет, Сидоров. Ты ошибся. Но ты счастливо ошибся. Я сама была не готова. Была?! Меня не было, Сидоров. Никогда не было. Нет… Тогда лучше не верь. Был Прогал. И было… Не спрашивай, не знай пока. Я сама не знаю. Ничего не зря в этом мире. И в том… Ты во всём виноват, из-за тебя всё – спасибо тебе. Я тоже люблю тебя. Я тоже тебя ненавижу.

      – Что? – закричал он, – Что? Я пойму! Говори!

      Она остановила его лёгким жестом, вернувшимся в глаза спокойным уютом,