Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]. Анджей Сапковский

выстрелом.

      – Чтоб меня черти взяли, – сказал, покачав головой. – И верно, грозное и убийственное оружие эта твоя хандканона, Сторк. Погляди сам, какую дырищу в кобыле проделала. Кулак поместится! Да! Воистину – оружие будущего! Современность! Прогресс!

      – В задницу с такой современностью, – кисло огрызнулся Сторк из Горговиц. – Не в коня, а в мужика я метился из этой холерной трубы. И не в этого, в того, другого.

      – Не беда. Не важно, куда метился, важно, куда попал! Эй, Вальтер, ты что там делаешь?

      – Дорезаю тех, кто еще дышит! – ответил Вальтер де Барби. – Нам свидетели ни к чему, верно?

      – Поспеши! Сторк, Сыбек, ать-два, сажайте Беляву на коня. На того рыцарского кастильца. Да привяжите покрепче, потому как это озорник. Помните?

      Сторк и Сыбек помнили, ох помнили, поэтому, прежде чем посадить Рейневана на седло, выдали ему несколько тычков и покрыли грязными ругательствами. Связанные руки прикрепили к луке, а икры – к стременному ремню. Вальтер де Барби покончил с «дорезанием», протер кинжал, трупы зембичан затащили в кусты, коней прогнали, по команде Кирьелейсона вся четверка – плюс Рейневан – двинулись вперед. Ехали быстро, явно стремясь поскорее убраться с места нападения и оторваться от возможной погони. Рейневан дергался в седле. Ребра кололи при каждом вздохе и болели как черти. «Дальше так быть не может, – глупо подумал он, – не может быть, чтобы меня то и дело колотили».

      Кирьелейсон подгонял дружков криком, ехали галопом. Все время по дороге. Они явно предпочитали скорость возможности скрыться, плотный лес не позволил бы ехать рысью, не говоря уже о галопе.

      С ходу вылетели на распутье и напоролись на засаду.

      Со всех дорог, а также сзади на них ринулись скрытые до того в зарослях конники. Человек двадцать, из которых половина была в полных белых латах. У Кирьелейсона и его компании не было никаких шансов выкрутиться, но все равно, надо признать, они яростно сопротивлялись. Аулок с разрубленной топором головой свалился с коня первым. Рухнул под конские копыта Вальтера де Барби, которого навылет пробил мечом небольшой рыцарь с польским Хвостом на щите. Получил булавой по голове Сторк, Сыбка из Кобылейгловы иссекли и искололи так, что кровь обильно обрызгала съежившегося в седле Рейневана.

      – Ты свободен, друг.

      Рейневан заморгал. Голова кружилась. Ему показалось, что все произошло слишком уж быстро.

      – Спасибо, Болько… Прости… Ваша княжеская милость…

      – Ладно, ладно, – прервал Болько Волошек, наследник Ополя и Прудника, хозяин Глокувки, перерезая корделясом[329] его узы. – Никакая не «милость». В Праге ты был Рейневаном, а я Болеком. За кружкой пива и в драке. Да еще когда мы экономии ради брали одну курву на двоих в борделе на Целетней в Старом Городе. Забыл?

      – Не забыл.

      – Я тоже. Как видишь, школяр школяра в беде не бросает. А Ян Зембицкий может чмокнуть меня в задницу. Впрочем, я рад, что мы вовсе не зембицких порубили. Правда, случайно, но обошлось без дипломатических осложнений, потому как мы, признаться, здесь, на дороге в Столец, думали увидеть скорее зембицкий

329

охотничий нож (устар.).