Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]. Анджей Сапковский

сквозь зубы проговорил Рейневан. – Неужто нет на них управы… Неужто не выстегает их Господь своим бичом, неужто не нашлет на них одного из своих ангелов…

      – Как знать? – вздохнул в заполненной запахами сыра тьме голиард. – Как знать?

      Филин подъехал к Вольфгеру, возбужденный, с покрасневшим лицом, что-то быстро проговорил, указывая в сторону мельницы и моста. Долго говорить ему не пришлось. Братья Стерчи дали лошадям шпоры и галопом помчались через майдан в противоположную мосту сторону, между шалашами, к броду на реке. За ними, не оглядываясь, последовали Филин, Гекст и не переставающий чихать Роткирх.

      – Крест вам на дорогу! – плюнул вслед им Пашко Рымбаба.

      – Учуяли мыши кота! – сухо рассмеялся Вольдлан из Осин.

      – Тигра, – многозначительно поправил Маркварт фон Штольберг. Он стоял ближе и расслышал, что Филин сказал Вольфгеру.

* * *

      – Я, – проговорил из тьмы голиард, – пока не стал бы выходить.

      Рейневан, уже почти висевший на узловатой веревке, задержался.

      – Мне больше ничего не угрожает, – заверил он. – Но ты поберегись. За то, что ты читал, сжигают на костре.

      – Есть вещи, – голиард пододвинулся ближе – так, чтобы сочащийся сквозь отверстие лунный свет попал ему на лицо, – есть вещи, стоящие того, чтобы ради них жертвовать жизнью. Вы и сами прекрасно знаете, господин Рейневан.

      – Вы же понимаете, о чем речь.

      – О чем это ты?

      – Я тебя знаю, – вздохнул Рейневан. – Я тебя уже видел.

      – Конечно, видели. У брата в Повоевицах. Но с этим поосторожней. Лучше не говорить. В наше время болтливость – большой недостаток. Уж не один болтун собственным своим языком глотку себе перерезал, как говаривали…

      – Урбан Горн, – докончил Рейневан, удивляясь собственной догадливости.

      – Тише, – шепнул голиард. – Поосторожнее с этим именем, господин.

      Стерчи действительно удирали из поселения так прытко, словно бежали от татарского нашествия, чумы или преследующего их дьявола. Это здорово поправило самочувствие Рейневана. Однако стоило ему увидеть, от кого так стремительно убегали Стерчи, и он опять скис.

      Во главе въезжающего в Кромолин отряда рыцарей и конных арбалетчиков ехал мужчина с крупными чертами лица и широкими как двери кафедрального собора плечами, одетый в великолепные, сильно позолоченные миланские латы. Конь рыцаря, огромный вороной, тоже был покрыт броней: голову ему защищал chamfron, то есть налобник, шею – пластинчатый crinet.

      Рейневан смешался с кромолинскими раубриттерами, к тому времени высыпавшими на майдан. Никто, кроме Самсона, не заметил его и не обратил внимания. Шарлея нигде не было ни видно, ни слышно. Раубриттеры гудели словно осиный рой.

      По обеим сторонам рыцаря в миланских доспехах ехали двое – светловолосый красивый, как девушка, юноша и смуглый тощага с запавшими щеками. Оба также были в полных пластинчатых латах, оба сидели на ландрованных[286] лошадях.

      – Хайн

286

покрытый броней.