Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]. Анджей Сапковский

Кромолин было размещено удачно – на острове, образованном широким, заиленным рукавом реки Ядковой. Попасть на остров можно было по скрытому среди верб и ив мосту, но его легко было защищать, о чем свидетельствовали запоры, козлы и шипованные кобылицы[276], явно подготовленные к тому, чтобы преградить в случае нужды дорогу. Даже в полумраке наступающих сумерек были видны другие элементы фортификаций – заграждения и заостренные колья, вбитые в болотистый берег. У самого въезда мост был дополнительно перегорожен толстой цепью, которую тут же сняли слуги – еще прежде, чем Ноткер фон Вейрах успел протрубить в рог. Их, конечно, уже раньше заметили с вышки, просматривающейся по-над ольховником.

      Они въехали на остров меж крытыми дерном шалашами и сараями. Главным, похожим на крепость строением была, как оказалось, мельница, а то, что они считали рукавом реки, – мельничным лотком. Затворы были подняты, мельница работала, колесо гудело, вода лилась с шумом, вскипая белой пеной. За мельницей и тремя халупами виднелись отсветы множества костров. Слышалась музыка, крики, шум.

      – Гуляют, – угадал Тассило де Тресков.

      Из-за халуп выскочила хохочущая растрепанная девка с развевающейся косой. Ее догонял толстый бернардинец. Оба влетели в овин, откуда через минуту послышались смех и писк.

      – Ну, извольте, – буркнул Шарлей. – Совсем как дома.

      Миновали спрятавшийся в сорняках, но выдающий себя ароматом сортир, въехали на полную людей площадку, светлую от огней, гремящую музыкой и гулом голосов. Их тут же заметили, рядом сразу же оказалось несколько слуг и оруженосцев. Они спешились, о конях рыцарей незамедлительно позаботились. Шарлей подмигнул Самсону, гигант вздохнул и отправился вслед за прислугой, ведя за собой верховую лошадь.

      Ноткер фон Фейрах отдал армигеру[277] шлем, но меч взял под мышку.

      – Много народу съехалось, – заметил он.

      – Много, – сухо подтвердил армигер. – Говорят, еще больше будет.

      – Пошли, пошли, – потирая руки, поторопил Рымбаба. – Есть хочу!

      – Верно, – подхватил Куно Виттрам. – И пить тоже!

      Они прошли мимо пышущей жаром, воняющей углем и звенящей металлом кузни, несколько кузнецов, черных, как циклопы, крутились там за работой, которой у них было хоть отбавляй. Прошли мимо овина, превращенного в бойню: в широко распахнутых воротах были видны подвешенные за ноги разделываемые туши свиней и большого быка, из вспоротого брюха которого рубщики вываливали в бадью внутренности. Перед овином полыхали костры, над огнем шипели на вертелах поросята и бараны. Испускали пар и манили запахами закопченные котлы и чугуны. Рядом на скамьях, за столами или прямо на земле сидели едоки, среди вздымающихся холмов обглоданных костей крутились и грызлись собаки. Светила окнами и лампами навеса корчма. Оттуда то и дело выкатывали бочки, которые тут же облепляли жаждущие.

      Окруженный постройками майдан был залит мерцающим светом горящих мазниц. Здесь толкалось множество народу – крестьян, прислуги, оруженосцев, девок, торговцев, жонглеров, бернардинцев, францисканцев, евреев и цыган. И множество рыцарей и армигеров в доспехах и непременно с мечами у пояса либо под мышкой.

      Экипировка рыцарей определяла их статус и имущественное положение. Большинство было

276

заостренные, сколоченные крест-накрест шесты.

277

оруженосец.