Генеральские игры. Александр Александрович Щелоков

цементом пульту. Главное, чтобы ток не был отключен. Нажал кнопку. И в самом деле загудело.

      Лебедка быстро выбрала трос. Застропленный Бабай повис над землей на уровне пятого этажа. Поза была неудобной: голова слегка перетягивала, и ноги оказались вверху. Ханыга замер, парализованный страхом, боясь шевельнуть даже пальцем.

      Лунев выключил мотор. Быстро взбежал на пятый этаж, где были уложены плиты потолочного перекрытия. Развернул стрелу лебедки. Поддержал Бабая, чтобы тот не грохнулся головой о бетон. Тощее тело легло на плиту плашмя. Лунев встал над ним, широко расставив ноги.

      – Теперь поговорим. Буду задавать вопросы, не финти. Отвечай точно.

      – Ты кто? – Бабая вдруг заинтересовало, в чьи руки он попал. Ждать откровенного ответа не приходилось, но время такой разговор затягивал.

      – А я, козел, друг того, кого вы убили.

      – Мент?! – Бабай в ужасе вытаращил глаза.

      – Все! Здесь спрашиваю я. Будешь молчать, полетишь вниз вольной птицей. Тебе самому решать – соколом или вороной.

      Как ни странно, но Бабай, оценив обстановку, решил, что мент не станет преступать закон. Его действия обусловлены рефлексами послушания, живущими в каждом, кто носит форму. Бабай даже представить не мог, что в новых условиях рефлексы менялись и личная ненависть стража правопорядка способна попрать нормы закона.

      У людей, присвоивших себе право казнить и миловать по принципу «как левая нога захочет», атрофируется чувство ответственности. На первых порах, пустив нож или пистолет в дело, они еще побаиваются, как бы не сесть по статье. Но два-три безнаказанных преступления вселяют в них уверенность в неуязвимости. Им начинает казаться, что все должны их бояться, и, лежа на спине со скованными руками, Бабай все еще не мог поверить, что какой-то тип в дешевой белой кепочке с зеленой надписью «Лотто» на высокой тулье может ему что-то сделать. На то, чтобы покуражиться, ему духу хватит, но чтобы пришить… нет, такое фраерам не по плечу. Особенно если разъяснить, что хевра, узнав о попытке качать права над ее членом, перероет весь город, и найдет гаденыша, и порежет на длинные узкие ленты, чтобы неповадно было ему и всем остальным пасть разевать на тех, кто входит в стаю братвы.

      – Давай убивай!

      Лунев прекрасно понимал, о чем думал Бабай, произнося эти слова.

      – Учти, поганец, ты сам попросил. И зря. К чужим просьбам я отношусь чутко.

      Лунев отцепил цепь от крюка лебедки. Затем размахнулся и пнул Бабая в бок, но не носком, а по-футбольному – щечкой ботинка. Удар сдвинул легкое тело на полметра к месту, где обрывалась площадка пятого этажа. И тут к Бабаю пришло осознание страшной истины – теперь с ним уже не блефуют. Бросило в жар.

      – Не надо! – Ханыга уже не кричал, а хрипел.

      – Это чой-то? – спросил Лунев. – Даже очень надо. Сейчас ты у меня войдешь в невесомость.

      – Что вы делаете?!

      – Ой, он уже на «вы» перешел. – Лунев посмотрел на Бабая с улыбкой. – Случается такое, а?

      – Что вы де-ла-е-те?!

      – Да вот, дружок, хотел тебя спихнуть. И представил, что ты в полете