Бегемот. Владимир Юрьевич Дяченко

есть серьёзные намерения – он предложил мне стать директором в школе-интернате… Сказал, чтобы я обдумала все «за» и «против»… Между прочим, Сережа, и о тебе не забыл… Сказал, «муж у вас, Лилия Феоктистовна, человек серьёзный и толковый, вот вы с ним и посоветуйтесь. Потому что дело это непростое, в тепле и неге сидеть сложа ручки не придётся. Вы подумайте…» А потом добавил: «Эх, Лилия Феоктистовна, мне бы вашу молодость, энергию и красоту, я бы тогда, кажется, горы свернул…»

      Лилечка снова засмеялась. Потом она ещё что-то говорила о недостроенной школе, но Сергей Петрович её не слышал.

      – Сережа, как ты думаешь, соглашаться мне или нет? – спросила Лилечка.

      – Ты решай сама… – равнодушно сказал Сергей Петрович. – Я думаю, если бы это место было стоящее, он тебе его не предложил… Я на твоём месте, да и на своём тоже, отказался бы от столь заманчивого предложения…

      Сергей Петрович ещё долго, умно и доказательно говорил, а Лилечка слушала мужа, глядя в телевизор, и согласно кивала . Когда он кончил, она посмотрела на него своими умными глазами, увеличенными стёклами очков, и сказала:

      – Ты, Сережа, как всегда, прав… Я завтра же откажусь… А Зоту Филипповичу скажу, что муж не разрешает…

      6

      В конце августа, перед самым началом учебного года, завуча Лилию Феоктистовну Жилину по прозвищу Спица (никто уже и не помнил её прежнего прозвища «Моймужсергейпетрович», а новое она заслужила тем, что всегда держала в руках своё вечное вязание), назначили директором спортивной школы-интерната, а вместо Лилечки в школе № 37 завучем теперь был Гомотетий.

      Поползли слухи: одни говорили, что Лилечка чья-то дочь, другие говорили, что она племянница самого Зота Филипповича, а некоторые всё так же упорно улыбались и называли Зота Филипповича Котом Филипповичем.

      Теперь Лилечка уходила из дому рано, приходила поздно, говорила с мужем о сметах, чертежах, окнах, фундаментах и проч., словно она была не директором школы, не учительницей русского языка и литературы, а прорабом на стройке. Лилечка похудела, потемнела лицом, и теперь всё меньше походила на городского жителя в своих перемазанных глиной резиновых сапогах и тёплом пуховом платке; нельзя не сказать и о том, что она теперь всё чаще возвращалась с работы навеселе.

      Зот Филиппович всё также обещал Лилечке, что деньги вот-вот найдутся, что нужно ещё чуточку обождать, ещё немного потерпеть. Сергей Петрович равнодушно ворчал жене: «Я тебя предупреждал… Поспешила из князи в грязи, скоро сама, как царь Петр, плотничать будешь»… Себя он называл «соломенным вдовцом», «Своейженойлиличкой», а Верочку называл «сироткой».

      В ответ ему Верочка, злясь, кричала:

      – Я не сиротка! У меня моя мама есть!

      – Где твоя мама? Где она? – спрашивал Сергей Петрович.

      – Есть, есть, есть у меня мама! – плакала Верочка.

      – И где же твоя мама, тётя Вера? – продолжал дразнить дочь Сергей Петрович.

      – У меня мама на работе… в школе… – сердито отвечала Верочка. –