Бегемот. Владимир Юрьевич Дяченко

от друга…

      Если бы ты, мой возлюбленный,

      Жил на Луне, а я жила бы на Солнце,

      То и тогда, кажется, мы с тобой

      Были бы ближе друг к другу…

      Теперь, когда мы так близки

      И я чувствую

      Твоё дыхание на своей щеке,

      Мне кажется, что я превращаюсь

      В бутон белой хризантемы…

      В утреннем тумане плывёт луна…

      На ветке цветущей сливы,

      Усыпанной каплями росы,

      Уснула чёрная птица…

      Взойдёт солнце, туман рассеется,

      Птица вспорхнёт, последняя капля росы

      Упадёт в лепестки…

      И снова мы будем так далеки…

      Словно ты, мой возлюбленный,

      Живёшь на Солнце,

      А я живу на Луне…

      Позволю себе отвлечься, мой читатель, и добавить, что в своей жизни мне столько раз приходилось по утрам слышать «Столько лет мы с тобой…», что мне даже иногда казалось, что я возненавидел эту песню на всю свою жизнь. Но сейчас я многое бы отдал за одну только строчку из этой песни, спетую мне сквозь слёзы прощания влюблённой в меня молоденькой поддинкой. Надо заметить, что в далёкой снежной Далвардарии, где я провёл столько лет, варварские девушки по утрам ничего не поют, а только громко говорят, да так быстро, что в их словах разобрать ничего нельзя…

      Дослушав до конца «Столько лет мы с тобой…», вертоградарь У едва успел спрятаться за кустами жасмина, как из хижины вышел сам Ю, огляделся по сторонам и снова скрылся в своей хижине.

      Вертоградарь У тотчас же вытащил из рукава свои знаменитые очки (с такими толстыми линзами из синего бериллия, что о них сам император Ы даже однажды сказал: «Если на горного орла надеть очки вертоградаря У, то орел стал бы слеп как крот»), но от волнения уронил их, и пришлось ему без очков увидеть своими подслеповатыми глазами, как из хижины Ю вышла молодая женщина, одетая как императорская наложница, и поспешно, почти бегом, направилась по тропинке в сторону гарема.

      В тот же день главный вертоградарь У рассказал своей дочери о том, что он видел этой ночью, но Дунь только посмеялась над отцом и посоветовала ему меньше пить женьшеневой настойки; а вот когда она узнала, зачем отец отправился в такую рань к Ю, то рассвирепела и взашей вытолкала отца вон из гарема, да ещё и на прощанье обозвала его «слепой пьяной обезьяной», хотя перед тем, как идти к своей дочери вертоградарь У и выпил-то всего один горшочек своей целебной женьшеневой настойки.

      Вертоградарь У затаил обиду на свою дочь (сам-то он был уверен, что его глаза его не подвели) и принялся следить за хижиной своего помощника Ю.

      Но проходили дни, а из своей хижины каждое утро выходил только один Ю с лейкой и ножницами, и вертоградарь У вскоре и сам стал сомневаться, видел ли он императорскую наложницу, выходящую из хижины, или ему всё это только померещилось.

      Однажды, после того как Ю, как обычно, вышел из своей хижины с лейкой и ножницами, а вертоградарь У уже собирался покинуть