Точка возврата. Мария Александровна Ильина

давно не ремонтированная поликлиника образца семидесятых годов, солнечные зайчики пляшут по ободранным крашеным стенам; тихо, прохладно. Всплывает нежное светлое ощущение из далекого детства. На стенах выгоревшие плакаты «Здравпросвета» – «От туберкулеза ежегодно умирает 3 000 000 человек, больше, чем от всех инфекционных заболеваний, вместе взятых, включая ВИЧ».

      «Что за агитка?! Наверняка всё давно устарело! – Валерий не поленился, подошел поближе, чтобы разглядеть год в нижнем углу плаката. – Нет, 2007-й! Надо же! Это всё из-за таких!» Он отыскал глазами деда; тот сидел спокойный и умиротворенный, как буддийский монах во время медитации.

      Их приняли легко и быстро, без полиса и регистрации. Каждый имеет право лечиться здесь, независимо от социальной подоплеки. «Ниже дна не упадешь. Осколок советской системы, неплохо сохранившаяся археологическая находка». Ряды карт в коричневых конвертах из крафт-бумаги. Валерий представил себе тех, кто здесь лечится.

      Бациллы в воздухе почти ощутимы. Он задохнулся от отвращения, но заставил себя быть объективным. Пахло вовсе не опасностью и смертью, а пылью, сыростью и немного плесенью, покрывшей стены и окна за долгое влажное лето. За окном по земле рассыпались крупные зеленые яблоки. Сад с полуразвалившейся беседкой в глубине напоминал всё тот же осколок советского прошлого.

      …Когда рентгеновский снимок был готов, врачи сбежались посмотреть на редкостно запущенный случай. Суета и оживление разбили очарование застывшего времени, всё вернулось на свои места. Валерий криво улыбался; в лице проступали резкие луговские черты. Полная женщина-врач лет пятидесяти охала и долго искала маску в дальнем углу ящика стола, перед тем как осмотреть больного.

      Необходимость госпитализации была очевидна для всех, кроме старика. Он привычно заартачился:

      – Зачем мне лечиться? Сколько суждено – и так проживу, а лишнего не надо!

      – Лишнее ты уже забрал, вспомни Артошку! – взъелся внук. – Ты должен… – Он произнес весомые для него самого слова и осекся, поняв, что для старика это пустой звук.

      Зато врач резво подхватила мысль и тоном строгой учительницы принялась отчитывать деда за случайных людей, походя зараженных в метро, автобусе, поезде. Валерия проповедь раздражала. «Тошка не случайный! Здесь, конечно, и моя вина. Как теперь ее искупить? Поставить на место упыря, не поить больше кровью. Попробуй заставь его лечиться! Ему же всё по фигу! Всё, кроме него самого – пупа земли. Но я – его продолжение, единственный представитель в мире живых и имею право!»

      Валерий был талантливым психологом и, отбросив мусор посторонних мыслей, мог убеждать, даже подчинять. Дед не то чтобы сдался или захотел вылечиться, а просто согласился избавить внука от себя, правда, с условием, что ни в какую загородную больницу не поедет. Если лечиться, то здесь, в стационаре при диспансере. То, что для этого нужна московская прописка, хотя бы временная, его не волновало. Валерию уступать не хотелось, но спорить было бесполезно.

      Хождение по инстанциям отбросил сразу; официально оформить регистрацию