В начале было детство. Елена Макарова

азы мироустройства. «Домики», которые нам, взрослым, так надоедает разбирать, – первая попытка моделирования пространства.

      Получается, детям необходимо и то, и это, и пятое, и десятое. Как же, при нашей занятости, организовать такую среду, где разовьется и воображение, и мышление, и умение реализовывать «творческость» в реальных формах?

      Парадокс в том, что детям от нас почти ничего не нужно.

      «Можно я здесь порисую?» – спрашивает ребенок, а мы ему отвечаем: «Нет! У тебя есть свой стол, в столовой едят, а не рисуют!» Мы городим заборы из запретов: этого не брать, к этому строго-настрого не прикасаться и т. п.

      Даже наши вопросы начинаются с «не» и «нет»: «У вас нет того-то и того-то?», «Не знаете, как пройти туда-то?», «Не подскажете, который час?» Мы как бы заранее предполагаем, что нужного предмета нет, что на вопрос нам не ответят.

      Жизнь опасна, и мы предостерегаем: «Не прислоняться!», «Не трогать ручку крана!», «Не облокачиваться на поручни!», «Не ставить вещи на ступеньки!», «Не влезай – убьет!»

      Зато один мой знакомый утверждает, что есть на свете такая страна, где на всех углах написано: «Гуляйте на здоровье!», «ЗДЕСЬ МОЖНО ВСЕ!». Шутит, наверное.

      Всему свое время

      К нам на занятия привезли двухлетнего малыша в прогулочной коляске.

      – У ребенка уникальные способности, – сообщил его отец. – Повышенный интерес ко всему, что мнется. Из теста лепит часами. Кроме того, плавает с младенчества, умеет считать, знает все буквы, запросто сидит в позе лотоса. Жаль, коврика нет, а то бы мы показали, да, Алешенька?

      Алеша, пристегнутый ремнем к коляске, заплакал.

      – Это от застенчивости, – объяснил папа, – все-таки новое общество. – Ну, сын, будем выгружаться?

      Извлекая Алешу из коляски, он сказал, что действует по совету гениального экстрасенса, тот велел обратить на лепку особое внимание.

      С сыном на руках папа устроился за низким столиком. Он с нетерпением ждал, пока мы прекратим болтовню и начнем лепить. Алеша зевал, куксился, тер глаза кулаками.

      – Что было бы, если бы мы сейчас заснули, как принцесса Шиповничек, и пробудились через сто лет? – спросила я детей. Наша беседа стала прологом к передаче в пластике двух разных состояний – «сонного», застывшего, и подвижного.

      По детской логике выходит так: раз Шиповничек, уколовшись о веретено, заснула, значит, заснуло все вокруг. Для нас это – условность вымысла, для детей – сущая реальность. Покидая дом, где только что было шумно, весело, они не могут представить, что с их уходом там все продолжается. Ушли – и все прекратилось вмиг.

      Мы с детьми «засыпали» и пробуждались по команде, мы то порхали, как птички, то скакали, как кони, то прыгали, как лягушки. Это зависело от того, кто кем хотел проснуться. Папа стоически переждал, когда все это окончится и мы примемся за дело.

      Принялись. Первое задание было таким: вылепить камень заснувший и камень проснувшийся.