Страсти лебединого болота. Пиня Копман

ходили табунами

      по Руси богатыри.

      Прокормить их, между нами,

      трудно, прах их всех дери.

      И хотя вражина лютый

      Лез со всех концов земли,

      но единственной валютой

      были царские рубли.

      Жил намного интересней,

      содержательней народ,

      а в деревнях пели песни

      и водили хоровод.

      И на печку бабка с дедкой

      стлали враз по пять перин.

      Мясо, правда, ели редко.

      Но ведь в ём холестерин.

      Жисть была совсем простая

      и, заместо всех машин

      в море – рыбка золотая,

      в речке,– щука, в лампе,– джин.

      Колобок лежал на блюде

      и железо ело ржу.

      Про то время, добры люди

      вам всю правду расскажу.

      На неведомых дорожках

      как-то леший с бабкой Ёжкой

      куролесили немножко,

      дринкали вино.

      И вовсю нечиста сила

      в чаще леса их носила.

      Что еще меж ними было

      толковать грешно.

      

      Плодовита их порода,

      и прошло чуть мене года,

      родила Яга урода, –

      ухи, – что лопух.

      Тело хило, голос звонок,

      а заместо волосенок

      перышки и пух.

      Рос ребенок в гуще леса,

      но не раз из интереса

      про него писала пресса

      мол, растет мутант:

      Голосок в четыре года –

      что гудок у парохода.

      Йоперный дискáнт!

      А прошло еще три лета

      и пошел слушок по свету,

      что припевки да куплеты,

      все, что мы поем,

      так поет уродец гадкий,

      что не жалко шоколадки.

      Стали звать его украдкой

      «нашим соловьем»

      А потом возникли слухи:

      мол, в своем развратном духе

      много девок лопоухих,

      сбившихся с пути,

      этот тип неблагородный

      без согласья мамы родной

      приобщил к любви свободной,

      мать его итти!

      Братья девок всем народом

      кто пешком, кто на подводах,

      в лес пошли учить урода:

      был народ сердит.

      Все вернулись с битой мордой.

      С той поры он звался гордо:

      Соловей-бандит.

      Это ж горюшко не горе.

      И, особенно не споря,

      пообвыкли люди вскоре

      к порожденью тьмы.

      Ведь напасти и покруче

      зачастую массы мучат.

      Терпеливы мы.

      Бают, что, ворча для вида,

      люди не были в обиде,

      на лукавого гибрида.

      Их не мучил стресс.

      И, погожею порою

      бабы по двое, по трое

      и, бывало, чуть не строем

      перли в оный лес.

      И шепталися украдкой,

      что там твёрдо, что там гладко

      что, поет разбойник сладко,

      хоть он вор и тать.

      Бабки плакали, бывало,

      как тоска одолевала.

      Мексиканских сериалов

      Мало им, видать.

      А,