Осиновая корона. Юлия Пушкарева

и свободный выбор способен лишь ускорить или замедлить неминуемое. По большому счёту, у людей есть только одно, главное право – достойно прожить уже прописанную судьбу. Или недостойно. Прародитель даёт любому выбор между светом и тьмой, пороком и добродетелью – чтобы привести к общему для всех концу. Поворотов же пути, его изломов и бугорков никому не дано изведать заранее.

      Шун-Ди искренне верил в учение Прародителя. В отличие от многих.

      В отличие, вероятно, и от тех, кто отправил его в это бесчеловечное плавание, – или, скорее, в обречённое не провал посольство… Хотя, может быть, и не стоит оправдывать себя. Может быть, кто-то другой добился бы успеха там, где он провалился?

      Шун-Ди очень устал. Только вчера он ступил на твёрдую землю – и вот сегодня уже стоит перед надменными Советниками в шелках и перстнях. Ни один из них – красивых, умащённых благовонными маслами из его лавок, – не провёл полтора года в бедах и лишениях. Они оставались здесь, на Рюе – правили, наслаждались жизнью… А Шун-Ди рисковал собой, даже не зная толком, во имя чего.

      Рисковал, как подобает воину. Рабу-воину – тому, кто не задаёт вопросов. Не командующему и не купцу.

      «Я сам согласился на это, – напомнил себе Шун-Ди, прикрывая глаза, утомлённые огнистой желтизной. – Сам подписал тот договор… Сам говорил, что это честь для меня. Сам снарядил корабль и отплыл. Теперь поздно жалеть».

      Действительно, поздно. Жрецы Прародителя сказали бы, что он уже совершил свой выбор – свернул на повороте дороги-жизни, поэтому теперь не вправе ничего изменить. А вельможи из Светлейшего Совета вправе отчитывать его, как мальчишку.

      – Правильно ли мы поняли, Шун-Ди-Го? – промурлыкал один из Советников – тот, с кем Шун-Ди беседовал полтора года назад, до начала злосчастного плавания. Го – к нему обратились, как к юноше, подчеркнув возраст и, соответственно, невысокий статус. Шун-Ди безучастно скользнул глазами по волнистым лучам солнца на мозаике. Возраста, начиная с которого это обращение к мужчине снимается – двадцати двух вёсен – он достиг уже три года назад. Очевидно, Советники не знали об этом. Или предпочли сделать вид, что не знают. – Кентавры и морской народ тоже отказались от союза с нами?

      – Не совсем, досточтимый Ар-Эйх, – вздохнул Шун-Ди. – Как я уже говорил, они не отказались от союза совершенно – просто примут его лишь на условиях, которые поставят сами. И лишь после того, как узнают всё о целях союза… О том, какая именно помощь от них понадобится. И что они получат взамен.

      Другой Советник, справа от Ар-Эйха, постучал по подлокотнику кресла длинными смуглыми пальцами.

      – Ты подразумеваешь, что они настроены враждебно, о Шун-Ди-Го?

      – Нет, досточтимый. Я подразумеваю только то, что сказал.

      Шун-Ди надоело повторять одно и то же; именно этим он занимался с самого утра. Он уже понял, что ему никак не представить своё путешествие в выгодном свете. Ни добытые товары и диковинки, ни свитки с путевыми