Происшествие в Северной башне. Элли Гриффитс

ещё противнее: трещины на плитках, потолок весь облупился, зелёная плесень потихоньку захватывала раковину. Джастис почистила зубы и скорчила страшную рожицу в старое, замызганное зеркало.

      – Ты справишься, – произнесла она вслух.

      Её голос эхом отразился от стен, и изо рта вырвались клубы пара.

      Вернувшись в спальню, она заправила постель по примеру остальных Сипух. Прошлым вечером она заметила, что одна половица под кроватью расшаталась, и теперь тайком опустилась на колени, приподняла её и просунула под неё дневник. Затем встала, привела себя в порядок и подошла к высокому окну в дальнем конце комнаты. Над топями поднималось солнце, но туман ещё не рассеялся, отчего у Джастис появилось такое странное чувство, будто она высоко над облаками. Она вспомнила непонятный мерцающий свет, который заметила прошлой ночью, и вытянула шею, чтобы разглядеть башню примерно в двухстах ярдах от неё, неожиданно зловещую в бледных предрассветных лучах.

      – Откуда в башне привидения? – спросила она, обернувшись к девочкам.

      Она не верила в призраков, но ни секунды не сомневалась, что в Хайбери-хаус масса любопытных историй о безголовых духах, громыхающих цепях, и таинственных дамах в белых развевающихся одеждах. Она снова взглянула на башню. Может, это лишь игра света, но вдруг ей показалось, что она заметила вспышку в одном из узких окон, будто кто-то поднёс зеркало к солнцу.

      Ева взвизгнула.

      – Это такая страшная история. Там умерла девушка, много лет назад, и иногда по ночам слышно, как она плачет. Расскажи ей, Нора, ты мастер по историям с призраками.

      Нора поправила очки и собралась начать, как вдруг вмешалась Роуз:

      – У нас нет на это времени. Поспешите, а то опоздаем к завтраку.

      На завтрак была каша, серая и неаппетитная. Но Джастис умирала с голоду и, как ни странно, доела её до конца. А ещё были тосты, и даже повариха Хайбери-хаус не сумела их испортить. Девочкам не разрешалось приступать к еде, пока Хелена Блисс не встанет и не прочтёт молитву.

      – Benedictus benedicat.

      – Это латынь, – прошептала Ева. – Ты знаешь латынь, Джастис? По-моему, нет предмета хуже.

      – Мама научила меня немного, – сказала Джастис. Мама изучала античную литературу, древнегреческий и латынь в Оксфорде перед войной, хотя ей не позволили сдавать экзамены, потому что она женщина. Джастис не хотела говорить о маме, поэтому сменила тему.

      – Как вы оказались в Хайбери-хаус? – спросила она, не обращаясь ни к кому в особенности. Она размышляла об этом ночью. Как такое получается, что родители отправляют свою родную дочь в такое уединённое место, на самом отшибе Ромни-марш?

      – Мама здесь училась, – сказала Роуз, будто это всё объясняло. – Мисс де Вир преподавала тогда английский. Она только начала работать.

      Мисс де Вир была директрисой, её имя аккуратными золотыми буквами значилось на воротах.

      – Моя мама тоже здесь училась, – сказала Ева. – Мои старики за границей, так что я торчу тут с детского сада.

      – Хайбери-хаус – совершенно особая школа, – сказала Роуз. – И жутко