Судьба советского офицера. Николай Фёдорович Шахмагонов

звании, разговаривал с ним почти на равных. Когда же, к слову и к месту вставив реплики, демонстрирующие его эрудицию, Теремрин показал свои знания, особенно в истории, знания, гораздо более глубокие, нежели обычные, он почувствовал ещё больший интерес к себе, как к собеседнику, который может дать что-то существенное.

      После того как попили кефир, отец Кати предложил немного прогуляться перед сном. За беседой на разные темы незаметно пробежало время. А в те годы жилые корпуса санаториев закрывались в полночь. В те годы ещё не был выстроен новый санаторский корпус, и генеральским считался тот, что расположен чуть ниже столовой. Он почти примыкал к старому приёмному отделению. Построенный давно и основательно, корпус был приземистым трёхэтажным, с широкими лоджиями, хорошо оборудованным парадным.

      В более поздние годы и в более высоких званиях Теремрин не раз получал там номер. Но в капитанском звании жил он ещё в более простом корпусе. Катины же родители отдыхали в упомянутом генеральском корпусе. Впрочем, молодость не нуждается в особой чопорности и изысканности, молодость должна заботиться не о содержании номеров, а о содержании головы, не о внешней элитарности, а о внутренней. Ибо только внутреннее содержание человека может защитить его от дебилизации, зачастую следующей сразу за демобилизаций, то есть за увольнением в запас, в том числе и с высоких должностей.

      Но вернёмся к нашему герою, оказавшемуся столь неожиданно и в столь приятном для него обществе. Прогуливаясь, дошли до корпуса, в котором жил Теремрин, и повернули назад. Пора было прощаться, но Теремрин отправился провожать Катю и её родителей, чтобы найти всё-таки возможность договориться о новой встрече.

      Катя шла впереди, рядом со своей мамой, и Теремрин любовался её фигурой, её походкой. Он искал и не находил повода перевести разговор на нужную ему тему. Он пытался понять, как воспринят родителями Кати, но понять это было невозможно. Да и сам осознавал несерьёзность подобных попыток. Тоже вот – нашёлся жених. Вечер оттанцевал, и туда же.

      Танцевальный вечер, прогулка после него вообще-то в санаторской жизни дело обычное и ни к чему не обязывающее. Но Теремрин, хоть и понимал это, хотел повернуть всё по-иному. Не оставила равнодушным его сердце столь внезапно возникшая на пути девушка, и о чём бы он ни говорил с её отцом, думал только о ней, и стремился понравиться её родителям только ради неё. Они уже остановились у входа в трёхэтажный корпус, а Теремрин так и не нашёл, как договориться о новой встрече с Катей. И вдруг, когда уже простились, и он с сожаление сделал первые шаги в сторону своего корпуса, Катя уже у самой двери обернулась и сказала:

      – До встречи, Дима.

      Этим она привела родителей в некоторое замешательство, но Теремрин тут же ответил:

      – До завтра, – и быстро пошёл к своему корпусу.

      По пути он снова думал о возрасте, о том, что он оказался между двумя поколениями. Маме было под сорок, дочери – восемнадцать,